– На астероиде?
– Да! Им же придется отделить двигатели, правильно? На орбите! Там я присоединюсь к своим собратьям и не пропущу пригожинский катализатор!
– Я сейчас узнаю, – Модем ввел серию параметров в один из струйников. – Да… Я могу продать бортовой двигатель, к которому вы сможете прицепиться. С достаточным количеством ватт и киберсистемой для навигации ваши траектории пересекутся, скажем, через семьдесят два часа.
– Хорошо! Хорошо! Тогда давайте так и сделаем.
– Ну что же. Остается только вопрос оплаты.
Пока я прожигал пронизывающую пустоту, у меня было время обдумать свою оплату. Мне казалось, я поступил правильно. После коллапса Рынка ЦК для драгоценностей Эйсё понадобятся новые торговые посредники. Несмотря на жутковатость Омаров, я чувствовал, что могу им доверять.
Киберсистема привела меня к мягкой посадке на солнечной стороне астероида. Тот медленно таял под жаром далекого солнца, тут и там инфракрасными ниточками пара из трещин в синеватом льду вырывались летучие вещества.
Айстероид был сломанной колонной, отделившейся после разрушения одной из древних ледниковых лун Сатурна. Гороподобным расколотым валуном с окаменевшими шрамами первобытной жестокости в виде вывороченных и зубчатых утесов и выступов. Почти яйцевидной формы, пять километров в длину, три – в ширину. Поверхность покрывал синеватый рябой лед, который тысячи лет облучали мощные электрические поля.
Я придал шероховатости хватательным поверхностям перчаток и медленно подтащил себя вместе с бортовым двигателем в тень. Тот уже разрядился, но мне не хотелось, чтобы он улетел из-за оплавления.
Я развернул радиотарелку, проданную Модемом, и установил на утесе, нацелив на ЦК. Затем подключился.
Катастрофа охватила весь Кластер. ЦК всегда гордился своими открытыми трансляциями – следствием общей живительной атмосферы свободы. Теперь неприкрытая паника истощилась до завуалированных угроз, а потом – хуже всего – до вероломных выплесков кода. Из всей системы било ключом давно сдерживаемое напряжение.
Предложения и угрозы неуклонно нарастали, пока бедствующие клики ЦК не оказались на грани гражданской войны. По трубам и коридорам рыскали угнанные псы – ожесточенные от страха орудия властных элит. Безжалостные суды на скорую руку лишали диссидентов статуса и собственности. Многие выбирали приваты.
Из яслей вырвались общие дети. С каменными лицами они бесцельно бродили по пригородным холлам, одуревшие от супрессантов. Немногие люди еще смели о чем-то заботиться. Взмыленные Рыночники падали на собственные клавиатуры замертво с кровоточащими от ингаляторов ноздрями. Женщины выходили голыми из взломанных шлюзов и умирали в искрящихся фонтанах замерзшего воздуха. Цикады силились рыдать модифицированными глазами или парили в потемневших бистро, оцепенев от ужаса и наркотиков.
За столетия коммерческой борьбы картели только наточили зубы. Они ворвались в ЦК с кибернетической точностью механистов, с ловкой и пугающей гениальностью перестроенных. После коллапса Рынка промышленность Кластера осталась бесхозной. Торговые посредники и самодовольные дипломаты аннексировали целые комплексы. Группы новых сотрудников ковыляли по обезлюдевшему Дворцу Царицы, варварски ломая все, что не могли унести.
Перепуганные подфракции ЦК оказались перед классической дилеммой, всю жизнь то определявшей, то раскалывавшей судьбы человечества в космосе. С одной стороны, их технически измененные режимы жизни и мышления неудержимо гнали к недоверию и фрагментации; с другой – в изоляции они становились добычей объединенных картелей. Их могли разорить даже пираты с каперами, которых картели публично осуждали и втайне поддерживали.
Но вместо того чтобы помогать свой Клике, я был черной точкой, цеплявшейся, как спора, за ледяной бок замерзшей горы.
В те печальные дни я взглянул на свою кожу в новом свете. Если сработают планы Уэллспринга, наступит и расцвет. Я переживу этот лед в своем спорангиевом чехле, как несомая ветром крупица лишайника переживает десятилетия, чтобы наконец распуститься всепожирающей жизнью. Уэллспринг поступил мудро, отправив меня сюда. Я ему верил. Я его не подведу.
От скуки я постепенно погружался в созерцательный ступор. Открыл глаза и уши выше уровня перегрузки. Сознание проглотило самое себя и исчезло в ревущем полусуществовании горизонта событий. В плаче звезд, в рокоте планет, в трансцендентном треске и потоке раскручивающегося солнца пространство-время – второй уровень сложности – провозглашало свой ноумен.
Потом пришло время, когда меня наконец разбудила печальная и пустая симфония Марса.
Я отключил усилители на костюме. Больше они мне не требовались. В конце концов, катализатор всегда гибнет в запущенном процессе.
ebooksa