Схизматрица Плюс

22
18
20
22
24
26
28
30

Я тосковал по теплой энергетике своей Клики. Я не был Омаром. Они казались мне чужими. Солипсические точки в галактической ночи, а их человечность – забытая мякина под черной броней.

«Коронованная пешка» выглядела, как корабль, вывернутый наизнанку. Он весь сосредоточился вокруг ядра из массивных магнитных двигателей, которые питались реактивной массой благодаря дронам. Снаружи двигателей находился скелет металлических лесов, где кистами висели или скользили по индуцированных магнитным полям Омары. Тут и там на скелете торчали купола, где сектанты подключались к струйным компьютерам или укрывались от солнечных бурь и электропотоков в системе колец.

Омары не ели. Не пили. Секс у них был хитроумной киберстимуляцией с помощью черепных кабелей. Примерно каждые пять лет они «расплавлялись» и начисто вычищали шкуры от вонючих накоплений мутировавших бактерий, которые липли к телам в стоячем тепле.

Омары не знали страха. Агорафобию легко давили наркотиками. Они были самодостаточными анархистами. А больше всего Омары любили сесть на какой-нибудь балке, раскрыв обостренные чувства навстречу пучинам космоса, глядеть на звезды за пределами ультрафиолетового и инфракрасного света, смотреть, не отрываясь, прямо на флоккулирующую ползущую тарелку Солнца, – или просто впитывать кожей ватты солнечной энергии, слушая прошитыми ушами воркование поясов Ван Аллена и музыкальное тиканье пульсаров.

Омары не ведали зла – но и не были людьми. Далекие и ледяные, как кометы, они были созданиями вакуума, которым наскучили отжившие парадигмы крови и кости. В них я увидел первые намеки на пятый пригожинский прыжок – постулировавший, что пятый уровень сложности настолько же далек от разума, как разум – от амебной формы жизни, а жизнь – от инертной материи.

Омары меня пугали. Их бесстрастное безразличие к человеческим ограничениям придавало им зловещую харизму святых.

Вдоль балки скользнул Модем и беззвучно примагнитился рядом со мной. Я включил уши и услышал его голос поверх радиошипения двигателей.

– Вам звонят, Ландау. Из ЦК. Следуйте за мной.

Я напряг ноги и скользнул за ним вдоль поручня. Мы вошли в радиационный шлюз железного купола, оставив его открытым – Омары не любили замкнутые пространства.

Передо мной на экране появилось заплаканное лицо Валерии Корстад.

– Валерия! – сказал я.

– Это ты, Ганс?

– Да. Да, дорогая. Как я рад тебя видеть.

– Ты можешь снять маску, Ганс? Я хочу увидеть твое лицо.

– Это не маска, дорогая. А мое лицо – ну, не самое лучшее зрелище. Столько проводов…

– Ты не похож на себя, Ганс. Твой голос звучит иначе.

– Потому что этот голос – радиоаналог. Он синтезированный.

– Тогда как мне понять, что это правда ты? Боже, Ганс… Мне так страшно. Все… просто испаряется на глазах. Пена… Поднялась биологическая тревога – кто-то перебил гелевые рамки у тебя дома, наверное, псы, и теперь лишайник – чертов лишайник лезет повсюду. Он растет так быстро!

– Я разрабатывал его так, чтобы он рос быстро, Валерия, в этом суть. Скажи, чтобы пользовались металлическим аэрозолем или сульфидной пылью; и то, и другое убьет его за несколько часов. Паниковать незачем.

– Это уже неважно! Ганс, приваты – фабрики самоубийств. С ЦК покончено! Мы потеряли Царицу!