Ботаник сначала обрадовался моей кипучей деятельности, расценив это как добрый знак. Он подносил мне чай в кабинет, не тревожил пустыми разговорами, но потом даже он стал понимать, что что-то идет не так, и встревожился не на шутку. Должно быть, мое лицо не озарялось добрым светом вдохновения, это была маска демона, творящего зло. Но не было силы, способной остановить меня. Последнюю книгу я написала в рекордно короткие сроки.
Редактор, прочитав рукопись, только поморщилась.
– Вы устали писать? – спросила она, глядя на меня в упор.
Я отвела глаза, побоявшись, что старая почтенная дама прочтет мои мысли. Я желала, чтобы книга вышла именно в таком варианте!
– Скалолазка погибает, и это значит, что мы вынуждены будем прикрыть серию. Это неразумно. – Она еще раз глянула на меня сквозь очки. – Давайте поступим хитрее. Оставим маленькую зацепку, благодаря которой вы сможете, когда пожелаете, писать романы об ее приключениях и дальше.
– Зацепку? – спросила я с недоверием.
– Ну да. Скалолазка срывается вниз, но вы оставляете читателю надежду на ее „воскрешение“. Помните, Конан Дойль тоже сбросил своего прославленного сыщика в пучину водопада, а потом искусно извлек его оттуда, на радость читателям? Почему бы вам не поступить так же?
– Я хочу покончить со скалолазкой, – заявила я твердо.
– Раз и навсегда?
– Вот именно, – подтвердила я. – Как бывает в жизни, в которой нам никто не предоставляет спасительную зацепку.
– Ну что же, воля ваша, – сказала женщина со вздохом. – Но я все-таки советовала бы вам подумать.
Что случилось потом, вы знаете. Книга увидела свет тогда, когда глаза настоящей скалолазки закрылись навеки…»
Глава 20
В холле Дворца правосудия было тихо. Участники процесса давно разбежались по домам. Даже журналистов словно смыло волной. Не раздавались отрывистые команды конвоя и лязганье наручников. Не было слышно дробного перестука женских каблучков и тихого шарканья резиновых подошв по мраморному полу. Куда-то исчезли молоденькие озорные секретарши, степенные приставы с нашивками на рукавах, и даже разношерстная публика, прибывавшая сюда в поисках правосудия каждое утро, покинула дворец, спеша по другим делам. Огромное здание пугало своей гулкой пустотой. И только две женщины, одна – в сером деловом костюме, с папкой в руках, другая – в шерстяном платье, с дамской сумочкой на коленях, тихо беседовали в уголке первого этажа, спрятавшись от посторонних глаз за мраморной статуей Фемиды.
– Теперь вы все знаете, – говорила Диана, теребя поясок своего платья. – Я доверила вам даже больше того, что должен знать адвокат.
– Да, но это случилось слишком поздно, – заметила Дубровская. – Если бы вы рассказали мне вашу историю до конца еще в самом начале расследования, мы смогли бы разработать более удачную позицию защиты. Конечно, я не была готова к громким заявлениям прокурора. О существовании Ояра я узнала вообще лишь несколько дней назад.
– Все произошло как раз в срок, – возразила Данилевская. – Я закончила писать книгу, и все тайны, которые я бережно хранила в глубине своего сердца, теперь станут общеизвестными фактами.
– Вы хотите сказать, что я читала материалы вашей будущей книги?! – ужаснулась Дубровская.
– Вы читали отдельные главы, – пояснила Диана. – Хотя в целом история моих отношений там передана полно, за исключением некоторых лирических отступлений, которые вам ни к чему.
– И вы не побоялись выставить на суд публики вашу личную жизнь? – недоумевала Елизавета. – Как я понимаю, в вашей новой книге нет художественного вымысла.