– Конечно.
– Орланда.
Глаза Бартлетта прищурились.
– И что она?
– Как вы, вероятно, знаете, мы с ней когда-то были хорошими друзьями. Очень хорошими. В Гонконге сплетен пруд пруди, и вы наслушаетесь всякого, но мы по-прежнему остаемся друзьями, хотя не были вместе уже три года. – Горнт смотрел на американца из-под мохнатых, черных с проседью бровей. – Мне бы не хотелось, чтобы кто-то причинил ей боль. – Он улыбнулся, и его зубы сверкнули в свете укрепленной над столом лампы. – Другого такого прекрасного человека и спутника просто не сыскать.
– Согласен.
– Извините, не хочу долго распространяться, скажу лишь еще две вещи, как мужчина мужчине. Первое: эта женщина держит язык за зубами, как никто из тех, кого я знаю. И второе: она не имеет никакого отношения к бизнесу, я не использую ее, она не приз, не приманка или еще что-либо в этом духе.
Бартлетт дал молчанию затянуться. Потом кивнул:
– Ну да.
– Вы мне не верите?
Бартлетт рассмеялся. Смех был неподдельный.
– Черт возьми, Квиллан, мы же в Гонконге! Здесь то, в чем я не разбираюсь, встречается на каждом шагу. Вот вы сказали «Боляочжоу», а я и понятия не имею, то ли это название ресторана, то ли уголок Гонконга, а может, вообще где-то в «красном» Китае. – Он пил вино с наслаждением. – Что касается Орланды, она человек великолепный, и вам нет нужды волноваться. Я понял, что вы хотели сказать.
– Надеюсь, вы не обиделись, что я об этом заговорил?
Бартлетт покачал головой:
– Я рад, что вы заговорили об этом. – Он подумал, а потом – раз уж собеседник повел себя так открыто – решил тоже сыграть в открытую. – Она рассказала мне про ребенка.
– Прекрасно.
– Отчего вы тогда нахмурились?
– Просто удивился, что она уже сказала об этом. Должно быть, вы ей очень нравитесь.
Бартлетт почувствовал силу впившихся в него глаз и попытался прочесть, стоит ли за этим взглядом зависть.
– Надеюсь, что так. По ее словам, вы очень хорошо относились к ней после вашего разрыва. И к ее семье.