– Ты будешь послушна им.
– Да, господин. – Она без страха посмотрела на него. – Я уже сказала им смиренно, что подчинюсь их воле, но умру, прежде чем выйду замуж за другого.
– Твой отец должен был отправить тебя в монастырь за подобную дерзость.
После паузы она пробормотала:
– Да, господин.
– Почему ты здесь, в Киото, а не дома?
– Я… меня послали к опекуну, чтобы он перевоспитал меня.
– Он отнюдь не преуспел в этом, не так ли?
– Мне очень жаль, господин. – Она коснулась лбом татами, вежливо и грациозно, но, он был уверен в этом, без тени раскаяния.
«Почему я попусту трачу свое время? – подумал он. – Возможно, потому, что я привык к беспрекословному повиновению ото всех, кроме Койко, которой я должен управлять как неустойчивой лодкой в бурном море. Возможно, потому, что меня может развлечь обуздание этой юной особы. Почему не приучить ее к перчатке, как едва оперившуюся соколицу, какой она мне кажется, не использовать ее клюв и когти для моих целей, а не для ее повелителя вселенной, Оды».
– Что ты будешь делать, когда этот Ода, этот госи из Сацумы, в конце концов решит подчиниться своим родителям, как велит ему долг, и возьмет в жены другую женщину?
– Если он примет меня как супругу, даже без интимности, я буду довольна. Как женщину, к которой станет приходить время от времени, я буду довольна. Когда я надоем ему или он прогонит меня, прошу прощения, это будет день, когда я умру.
– Ты глупая молодая женщина.
– Да, господин. Пожалуйста, извините меня, это моя карма. – Она опустила глаза и замерла неподвижно.
Забавляясь, он бросил мимолетный взгляд на Койко, которая ждала его решения.
– Скажем, твой суверенный правитель, князь Сандзиро, прикажет тебе выйти замуж за другого человека и прикажет не совершать сеппуку.
– Я самурай, я подчинюсь без возражений, – гордо ответила она, – как подчинюсь и моему опекуну, и Ода-сама. Но по дороге на свадебный пир может произойти печальное происшествие.
Он фыркнул:
– У тебя есть сестры?
Она вздрогнула от удивления: