Гайдзин

– Я выпью еще виски, а вы наливайте себе вина, – сказал Норберт, удовлетворенный. Потом молча потягивал свой скотч, пока не продумал все до конца. – Продолжайте все так, как если бы вы мне ничего не говорили. Завтра я отменю дуэль. Я не могу позволить себе убить этого ублюдка или вывести его из игры.

– Да, сэр, я тоже сразу подумал об этом. – Горнт протянул ему письмо Малкольма Струана, точную копию которого подписал и Норберт. – Он передал мне это для вас, но я советую не отменять дуэль завтра, это могло бы возбудить в нем подозрения, к тому же мы могли бы выяснить, что такого важного связано с «Жемчужиной», если он поедет или не поедет.

– Хорошо, Эдвард, это дельная мысль. – Норберт раскатисто хохотнул. – Стало быть, в среду юный сосунок Струан отправится навстречу катастрофе, а?

Горнт ухмыльнулся:

– Его путешествие будет веселым, сэр. Их Благородному Дому пришел конец, а у нашего все только начинается.

– Да. – Тепло от виски смешалось с теплом от грез о будущем. – Значит, вы решили присоединиться к нам?

– Да, сэр, если вы это одобрите. Сэр Морган сказал, что вы должны будете дать свое одобрение.

– Не снижайте оборотов, и одобрение будет дано. Сегодня вечером вы отлично поработали, выше всех похвал. Доброй ночи.

Норберт запер дверь за Горнтом. Перед тем как взобраться на высокую кровать, он воспользовался ночной вазой и почувствовал себя еще лучше. Его бокал стоял на одном из комодов, на стопке книг и журналов, все еще полный на четверть.

Он отхлебнул из бокала и задумался о Горнте. «Этот юный прохиндей не такой уж хитрец, каким себя воображает. Кто угодно может сообразить, что там, на борту „Жемчужины“, и зачем это нужно Струану. Кеттерер умеет хранить секреты, как и Крошка Вилли, чего не скажешь о Майклмасе Твите, да и о Небесном Нашем, когда тот в подпитии, поэтому я слышал о письмах Тесс Струан и о том, как она прижала Крошку Вилли, блокировала церковь, всех капитанов кораблей и через Кеттерера Королевский флот – только вот никакой власти над флотом у нее нет! А на борту „Жемчужины“ Марлоу может обвенчать их, если Кеттерер даст свое разрешение».

Он весело хмыкнул.

«Но Кеттерер ненавидит компанию Струанов, потому что она продавала пушки пиратам Белого Лотоса, как и мы. Так же как мы по сию пору продаем пушки любому растреклятому князьку, который пожелает их купить, и будем продолжать делать то же самое, даже если дом Струанов откажется от этого. А почему бы и нет? Все это вполне законно и всегда будет законно. Парламенту нужны оружейные заводы, потому что оружейные заводы дают огромную прибыль, и все правительства любят воевать, потому что войны приносят огромную прибыль и, самое главное, потому что войны прикрывают их собственную растреклятую некомпетентность.

К черту все правительства!

Кеттерер ненавидит дом Струанов. Несмотря на все его красношее высокомерие, он не дурак, за услугу он потребует практических результатов. Их он получить не может – заявления этого юного идиота ровным счетом ничего не значат, – стало быть, он играет с ним в кошки-мышки. Может, он и позволит Струану и его милашке подняться на корабль, может, нет, в любом случае Марлоу не получит разрешения обвенчать их – Кеттерер хочет, чтобы Струан ползал перед ним на брюхе. Этот ублюдок и меня заставил бы пресмыкаться, будь у него возможность хоть в четверть против этой, да еще всыпал бы мне сто плетей в придачу».

Большой глоток прекрасного виски заметно поправил его настроение, и он рассмеялся. «Стало быть, юный Струан загнан в угол: никакого венчания на „Жемчужине“ и назад в Гонконг, со своей красоткой или без нее, а там – в чертову яму вместе со своей матушкой. Любопытно, что приходится оставлять этого оболтуса в живых, когда я планировал заполучить предложенные Стариком сливки: „…только смотри, Норберт, Моргану не проболтайся, он у нас вообще против всяких убийств, ему надобно юного Струана по макушку в дерьме увидать и мать его тоже! Смотри не позабудь, а то я из твоих кишок подтяжек наделаю“.

Должен ли я отменить дуэль? Надо подумать об этом. Хорошенько подумать. Прибавка к пенсии мне не помешает.

Очень похоже на Моргана дать Горнту тайные инструкции, а меня держать в неведении. Что еще он сказал Горнту, чего не сказал мне? Ладно, Морган умнее всех, нервы у него как у Старика, но он умеет себя сдерживать, современен, никаких безумий и никакого риска – ни намека на животную, беспощадную одержимость отца. Морган наш настоящий тайпан, и он будет тайпаном нового Благородного Дома. Понадобилось всего двадцать лет, чтобы сокрушить компанию Дирка, крупнейшую из всех, что были в Азии».

Удовлетворенный, он допил виски, прикрутил фитиль в лампе и, зевнув, уронил голову на подушку. «Жаль, что я никогда не видел Старика в пору его расцвета или тайпана, самого Старого Зеленоглазого Дьявола, которого смогли прикончить только сатанинские ветры великого тайфуна. Нам повезло, что этот юный дуралей не унаследовал ни одного из его качеств».

Откланялся последний гость. Теперь остались только Анжелика, Джейми Макфей и Малкольм. Угли в громадном камине заалели, когда в трубу задул холодный ветер, и погасли. Малкольм, нахмурившись, молча смотрел в камин, наблюдая игру бликов на остывающих углях. Анжелика сидела на подлокотнике его кресла, обеспокоенная. Макфей опирался спиной на стол.

– Я тоже скажу доброй ночи, тайпан, – сказал он.