Гайдзин

– Знахарский человек какой?

– Знахарский лягусек, мисси-тайтай.

«Хоуг. Да, он и в самом деле похож на лягушку», – подумала она и с удивлением обнаружила, что улыбается.

– Да. Видеть сейчас. – А когда он вошел, она сказала: – Добрый вечер, доктор. Как вы себя чувствуете? Со мной все хорошо благодаря вам.

– Хорошо ли? – Его глаза покраснели от усталости, лицо было одутловатым больше обычного и землистого цвета, однако он по-прежнему излучал ту особую теплоту, которая так располагала к нему людей. – Да, теперь я вижу, что да. Будьте осторожны, не насилуйте себя, относитесь ко всему спокойнее, Анжелика, будьте мудрой.

– Буду, я обещаю.

– Вы были изумительны сегодня днем.

– Но я проиграла.

– Да. Джордж Бебкотт и я очень сожалели об этом, мы были возмущены после вашего рассказа и слов Небесного Нашего. Джордж сегодня ужинает с сэром Уильямом и попытается еще раз, но я… мы… мы не питаем больших надежд. – Он увидел, как она пожала плечами, чуть заметное движение, и продолжала смотреть на него – огромные глаза на бледном лице. – Вам нужно что-нибудь? Чтобы уснуть или успокоиться – нет, я вижу, что в успокоительном вы не нуждаетесь. Я рад, так рад. Я хотел поговорить с вами, поболтать, вы не против?

– Конечно нет, пожалуйста, присаживайтесь. Как прошло расследование? О, есть виски и другие напитки, если вы желаете.

– Спасибо.

На буфете, как солдаты, выстроились уотерфордские бокалы и графины граненого хрусталя с серебряными ручками в георгианском стиле; на охватывавших горлышко серебряных пластинах было выгравировано: «Виски», «Коньяк», «Шерри», «Портвейн». Он выбрал виски и налил себе полбокала.

– Расследование прошло, как и следовало ожидать, Эдвард Горнт был признан абсолютно невиновным и поощрен за храбрость. Коронер, Скай, заключил, что смерть Грейфорта была случайной, а Горнт поступил совершенно оправданно, попытавшись помешать тому, что иначе могло бы оказаться зверским убийством. Мы все были удивлены, что он использовал столь сильные выражения, хотя это была и чистая правда. – Он сел напротив нее и поднял бокал. – Ваше здоровье!

– Salut! Я рада за Эдварда. Он заслуживает всяческой похвалы.

– Как и вы сами. Ваш рассказ глубоко меня тронул.

– Я рассказала правду. Неужели вы тоже мне не верите?

– Верю. Как раз об этом я и хотел поговорить. Видите ли, я-то как раз слишком хорошо все понимаю. – Затем красноречиво, словно читая по книге, Хоуг рассказал ей свою собственную историю о службе в Индийской армии, о том, как влюбился и женился вопреки всем условностям, о том, как все немедленно отвернулись от него – ужасное время, потом возвращение домой. Где лучше не стало. – На самом деле все было еще хуже. Арджуманд умерла, это ее имя, так же звали возлюбленную султана Шах-Джахана, который построил Тадж-Махал, – говорил он, устремив неподвижный взгляд на огонь, рассказывая эту повесть и огню тоже, видя возникающие в пламени картины: вот она, вот они вместе в те неповторимые дни до свадьбы. – Мне так печально, и вместе с тем я так рад, что она не прожила долго в этой ненависти, что она простудилась и умерла быстро, как великолепный оранжерейный цветок на ледяном ветру – да-да, именно цветок, вы поверить не можете, как она была изысканно прекрасна, не больше, чем я могу поверить, что она любила меня, – я знаю, насколько я безобразен. Я любил ее до безумия и убил.

– Когда вы говорите о ней, ваше лицо меняется. Вы не убивали ее. Это был рок. В том не было вашей вины.

«Вот, опять это слово», – подумала она.

– Была, я женился на ней и увез ее домой. Мэй-мэй тоже бы умерла, несчастная, одинокая и отчаянно рвущаяся домой. Даже сам великий Дирк Струан не смог бы выстоять против общественного мнения; если бы они поженились – нет. Им обоим повезло, что они умерли так.