– А, церемония немецко-советской дружбы…
– Не смог уклониться, – сказал Дуглас виновато.
– Ну, – вздохнул Пип, – по крайней мере, теперь нам понятно наше положение. Вот красные мерзавцы, вот нацистские мерзавцы… выбирать не приходится.
– Это уж точно.
– Говорят, они собрались перевозить тело Карла Маркса? Ну туда ему и дорога.
Дуглас накрыл ладонью руку Пипа. Это был дружеский жест и в то же время предостережение: следует держать язык за зубами.
В студию вошел немецкий солдат и на ломаном английском попросил фото.
– Присядьте сюда. – Пип включил яркие студийные прожекторы, и Дуглас сощурился от слепящего света. – Плечо чуть-чуть правее…
Солдат развернулся на табурете, чтобы видны были новенькие штабс-ефрейторские нашивки.
Запах нагретой пыли от прожекторов заставил Дугласа кое о чем вспомнить. Ну конечно, настольная лампа с пустым патроном в квартире убитого. Споуд-младший наверняка вкрутил туда фотолампу, когда снимал расчеты, прежде чем бросить их в камин. Именно так все и было, теперь сомнений нет.
– До скорого, Пип.
Пип с всклокоченными волосами вынырнул из-под черного матерчатого покрывала.
– Приходи, Дуг, жду с нетерпением. – Он повернулся к клиенту. – Пожалуйста, смотрите на фотографию Таллулы Бэнкхед, капрал, и чуть выше подбородок…
Глава 23
Хайгейтское кладбище могло вполне сгодиться для киносъемок – заросшее темными деревьями и кустарником, густо оплетенное сорными травами, с узкими дорожками, огибающими покосившиеся могильные камни в пятнах мха и плесени. Отчаянные усилия целого взвода инженеров не смогли уменьшить сходство с декорациями к новой версии «Франкенштейна».
Но все же инженеры постарались. Сегодняшняя церемония была завершающим аккордом недели немецко-советской дружбы и самым торжественным ее моментом, ибо в этот день намечалось ритуальное извлечение останков Карла Маркса из объятий могильной лондонской земли и могильных лондонских червей.
Военный оркестр присутствовал в сокращенном составе, да и то пришлось размещать музыкантов поодаль среди деревьев. Не вся советская делегация получила доступ к могиле – около сотни остались ждать на парадной площади в Хайгейт-Хилл. Чести присутствовать при эксгумации удостоились лишь самые важные персоны. Министр иностранных дел фон Риббентроп в великолепной военной форме беседовал с советским премьер-министром Молотовым, прибывшим самолетом из Москвы. Доктор Йозеф Геббельс, для которого широко освещенная в международной прессе неделя празднеств была личным триумфом, подошел к ним продемонстрировать Молотову серебряную лопатку. Лопаткой предполагалось бросить землю на глыбу мрамора, которая ляжет в опустевшую могилу. Глыба стояла рядом наготове, на ней были выбиты переплетенные свастика, серп и молот над цветистым провозглашением дружбы между народами.
Медикам и пациентам старой больницы на близлежащей улице Дартмут-Парк-Хилл также посчастливилось наблюдать церемонию – люди толпились на верхних этажах, выглядывая из окон. Специально отобранные для этого случая вороные лошади, запряженные в немецкую артиллерийскую установку, нетерпеливо перебирали ногами, цокая копытами по холодной дороге, форейторы похлопывали их по лоснящимся холеным бокам. Пробило одиннадцать, и сопровождающие кавалеристы натянули удила. Командующий почетным караулом полковник пятого кавалерийского полка чуть не свалился с заплясавшей под ним арабской гнедой, когда мимо с ревом проехал строй мотоциклистов в блестящих сталью шлемах. Оркестр играл торжественную музыку, распорядители провожали на места последних прибывших официальных лиц: марионеточного британского премьер-министра и свеженазначенного немецкого уполномоченного при Банке Англии. В идущем следом за ними Дуглас опознал профессора Макса Шпрингера из службы безопасности рейхсфюрера. Начальник Хута был старшим по званию членом СС на этой церемонии, а также выступал в качестве личного представителя Гиммлера.
Шесть человек – по одному от армии, флота, воздушных сил, СС, нацистской партии и штурмовых отрядов – стояли у могилы, готовые принять в свои руки гроб. На их плечах останки Карла Маркса должны были начать первый этап своего пути, а окончить его на Красной площади, где уже было готово место в Мавзолее рядом с Лениным. На следующей неделе, в годовщину революции, новую гробницу планировали открыть для широкой публики.
У Дугласа был не самый лучший обзор. Могила располагалась на возвышении, а они с Келлерманом стояли чуть ниже по склону, со стороны больницы. Оркестр играл мрачный военный марш. Келлерман задал какой-то незначительный вопрос, Дуглас повернулся к нему, чтобы ответить, и тут взрывная волна ударила его в лицо, как мощный кулак в боксерской перчатке. Он увидел, как земля на вершине холма вздрогнула, на ней вырос бугор и разлетелся во все стороны облаком дыма, клочьями дерна и почвы. А потом все это накрыло Дугласа, как морская волна, сбив с ног и засыпав с головой.