— Дальше, дальше рассказывай, хороняка! — нетерпеливо подогнал парня Бутурлин. — Что там с девами, с Костькой? Повели их куда?
— С девами… — парнишка шмыгнул носом. — С девами, господине, хомякинские непотребство сотворили. Одежку сорвав, толоки устроили. Опосля на усадьбу повели. Сказали, там потешутся да повесят — для острастки. Мол, озерцо-то — их, а девки наши — тати!
— Сволочи! — сплюнув, выругался Ленька. Тонкие губы его побелели, в глазах сверкнула ненависть.
— Повесят, говоришь? — Никита Петрович недобро прищурился. — А ну, поднимай всех ратников! Семку, Ферапонта, Силантия. Игнатку тоже возьмем — пусть зарядит пистоли.
— Так ты, батюшко… — осунувшиеся лицо Леньки вдруг озарилось самой радостною улыбкою. — Так ты…
— Собираемся! Ослобоним всех! — поднимаясь в дом, хмуро обернулся помещик. — Ужо посчитаемся с гадами. Ишь, удумали — людей моих хватать. Их озерцо, говорят? А вот не выйдет! Колонтарь мне! Пистолеты, шпагу…
Надев доспех, Бутурлин прицепил к перевязи шпагу и, сунув в седельные кобуры пару заряженных пистолетов, сурово оглядел выстроившееся воинство. Рыжеватый веснушчатый Ленька, как и хозяин, вооружился шпагою, здоровущий чернявый Семен держал на плече увесистую дубину — ослоп, сорокалетние «старички» — Ферапонт с Силантием, прихватили по рогатине и по паре саадаков с луком да стрелами, а молодой Игнатко — короткий рейтарский карабин и сабельку.
Прямо скажем, не ахти какое вооружение. Ну, уж что есть. Лошадей тоже на всех не хватало. Сам Бутурлин уселся на быстроногую Жельку, Ленька — на каурого конька, да еще Ферапонт с Силантием оказались при лошадях. Семка же с Игнаткою — пеши.
— Ты, Семен — к Ферапонту на лошадь подсядь, хотя… — с сомнением оглядев чахлых, далеко не первой молодости лошадок, коих в ином месте непременно признали бы клячами, Никита Петрович махнул рукой. — Эх… Да уж, пожалуй, быстрее — пешими.
— Мы, господине, бегом побежим!
— Да с такими коняками и шага хватит.
Напутствуемое Серафимой и ночным сторожем дедом Митяем воинство спешно выбралось за ворота и, свернув на лесную дорожку, направилось в сторону хомякинской усадьбы, до которой было эдак верст десять с гаком. Так что раненько утречком уже должны были быть…
— Значит так, — сквозь зубы инструктировал на ходу Бутурлин. — Хомякинских намного больше, да и вооружены они лучше. Потому нам — тайно пробраться, внезапно налететь… Отбить своих… а там — посмотрим… Эй, Леньша, что там у тебя булькает?
— Так водка же, господине! Две баклажки. Я ж ее сперва выменял… а уж потом на озерцо заглянул…
— Водка, говоришь? — Никита покусал ус. — Это хорошо, это славно. Одначе потом будем пить. После победы.
Вот именно так он и выразился — после победы, ибо уже считал боярина Хомякина и его людишек своими личными врагами. Так и как не считать? Девок снасильничали, схватили, повесить хотят. Без суда и следствия! Это как так-то? Живу в лесу, что хочу, то и ворочу? Так получается? Однако — врешь! Не выйдет.
Несмотря на сумрачную ночную полутьму, двигались ходко — дорожка-то была хорошо знакомой. По ней возили снопы, по ней за грибами-ягодами хаживали и вот, на озерко — за рыбой. По обеим сторонам дороги тянулись осины да перемежающиеся орешником ивы, царапали небо сосны, махали сине-зелеными лапами сумрачные высокие ели. Пахло хвоей, клевером, еще чем-то таким, сладким, наверное — с ближнего луга. Где-то над головами забила вдруг крыльями какая-то ночная птица, невдалеке, на болотце, истошно закричала выпь.
Когда путники подобрались к вражеской усадьбе, уже начинало светать. Край неба над дальним лесом окрасился алой полоской рассвета, по краю дороги стелился утренний белесый туман.
— Спешиться, — углядев раскинувшиеся впереди, на невысоком холме, строения, тихо приказал Бутурлин.
Привязав лошадей, дальше пошли пешком. Недолго — затаились в росшем на самой опушке орешнике. Оттуда уже до усадьбы — рукой подать. Хорошо были видны крепкие запертые ворота с надвратной башенкой, частокол. На башенке маячила чья-то фигура. Караульный! Не спал, собака.
ebooksa