Власть шпаги

22
18
20
22
24
26
28
30

Хмыкнул боярин:

— Квасу-то принесите!

— Принесут, батюшко, — Куровлев кивнул, и, выпроводив слуг, вышел с поклоном и сам.

Тут же в дверь постучали:

— Кваску принесла, милостивец.

Вошла Настена, челядинка… раба. Поставила крынку на стол, глянула на боярина исподлобья, с лукавством — знала, зачем позвал. Уж точно не квас пить.

— Разоблачайся! — махнул рукою Хомякин. — Ну! Живо давай.

Пожав плечами, девчонка сняла кокошник и, распустив темные волосы, скинула с себя сарафан, оставшись в одной тонкой рубашке… ее тоже сняла — только медленно… знала, как надо.

Сказать по правде, без одежды девка гостю не глянулась. Какая-то тощеватая, некормленая, что ли… Вон и ребра торчат. Да и грудь не так велика… Ну, да ладно.

— Сюда иди, дева… Стань вот, у лавки… наклонись…

Поднявшись на ноги, боярин спустил портки, взяв деву грубо и властно, без всяких там поцелуев и ласк. Просто схватил за волосы, задергался, зарычал, словно дикий зверь. Девушка вскрикнула от боли… она все же хотела сама, уж как-нибудь справилась бы, но тут…

— Кричишь, дщерь? — закончив свое дело, Хомякин грубо шлепнул девчонку по ягодицам. — Ничо… посейчас поболе покричишь… поболе… Стой, как стоишь! Не поднимайся.

Закусив губу, Настена застыла, упершись руками в лавку. Боярин же, ухмыляясь, схватил со стены плеть, подошел к деве, ударил… Резко, с оттяжкою!

— Ай!

Челядинка дернулась, из карих очей ее невольно брызнули слезы… Боярин ударил еще… не так уж и сильно, потом — еще раз — сильней. Играл, как кошка с мышкой! Настена терпела все — велено было терпеть. Кусала от боли губы да молилась про себя — скорей бы все это кончилось, скорее бы…

А боярин распалялся все больше! Так ведь и насмерть забьет. И никто его не накажет. Никак. Потому как Анкудей Хомякин — боярин, а она, Настена-девка — раба. Не человек вовсе.

— Батюшко! — улучив момент, избитая девушка обернулась, натянула улыбку на залитое слезами лицо. — А можно медовухи испить?

— Медовухи, говоришь? — боярин неожиданно подобрел, даже плеть бросил. Да что и говорить — упарился аж до пота, устал. Самое время — кваску… или вот, медовухи…

— Эй, кто там есть? Медовуху давай.

Вошедший слуга, пряча ухмылку, глянул на голую Настену — та поспешно прикрылась одеялом.