– А если я тоже умру, только от голода?
– Не усложняйте мне задачу. Если бы вы действительно хотели есть, я бы вас отпустил. И мне все равно, что вы потом побежите к Брезийону и донесете на меня, обвинив в том, что я, ко всему прочему, пытаю сотрудников.
– В таком случае все прекрасно, – произнес Данглар и вновь направился к выходу.
– Я сказал, что хочу, чтобы вы остались, Данглар.
– Значит, это все-таки приказ.
– Потому что я знаю: вы не умираете с голоду. Вы не обедать идете, а хотите сбежать. Я достаточно хорошо вас знаю, а потому предсказываю: сбежите сейчас – погубите свою душу. Сядьте.
Данглар не захотел сесть напротив Адамберга, а быстрым шагом, почти бегом в гневе направился к стулу, на котором сидел во время совещания, метрах в пяти от комиссара.
– Чего вы боитесь, майор? Что я проткну вас клинком? Данглар, я вас уже спрашивал: неужели вы меня забыли, мы ведь так давно вместе? Если вы выбираете осторожность, поступайте, как считаете правильным.
– “Истинное благоразумие состоит в том, чтобы в начале дела предвидеть его конец” – гласит восточная мудрость.
– Опять цитата. Из любого положения можно выйти при помощи цитаты. Особенно когда наготове целая тысяча.
– Всем все понятно.
– И вы предрекаете этому расследованию печальный конец.
– Мне будет грустно видеть, как вы сядете в лужу.
– Объясните, наконец, Данглар. Объясните, зачем вы с самого начала пытались расколоть комиссариат на два лагеря. И зачем хотели рассказать о моих блужданиях дивизионному комиссару. Объясните, почему я должен сесть в лужу.
– Что касается моего намерения пойти к Брезийону, все просто: “Мы не обязаны ни хвалить, ни почитать наших начальников, мы обязаны им повиноваться, когда придет время повиноваться, и контролировать их, когда придет время контролировать”[8].
– Ваши бесконечные цитаты начинают меня раздражать. Вы упрямо стоите на своем после всего того, что услышали? Хотя всех остальных это убедило? И это тоже объясните, Данглар, черт вас побери.
– Это невозможно.
– Почему?
– Потому что “то, чему можно дать много объяснений, вообще не стоит объяснять”[9].
– Когда снова станете самим собой, – сказал Адамберг, поднимаясь, – дайте знать.