– Не пройдет. Чеши, парень, потому что у тебя нет выбора.
Он так бы и сказал, это точно. Адамберг встретился с Вейренком перед входом в комиссариат в три часа ночи.
– Ты не спал, – уверенно заявил Вейренк.
– Нет.
– В таком случае за руль сяду я. Разбужу тебя через два часа. Если бы я был твоей матерью, то сказал бы тебе: “Закрой глазки!”
– Мне бы надо ей позвонить, Луи, она сломала руку.
– Упала?
– Да. Споткнулась о ручку метлы. Говорит, непонятно, то ли метла попалась ей по дороге, то ли она – метле.
– Если вдуматься, это важный вопрос, – заметил Вейренк, трогаясь с места, – причем по очень многим причинам.
– Это была большая метла, ею прогоняют пауков. Правда, не пауков-отшельников, ведь они у нас не водятся.
И Адамберг тут же пожалел, что произнес эти слова: затылок у него опять одеревенел. Причем при мысли о родительском доме и, что еще хуже, о матери. Может, зловещие предсказания Данглара в конце концов пожрут его разум?
За несколько минут до восьми часов утра Вейренк остановил машину перед больницей в Рошфоре и потряс за плечо комиссара.
– Черт побери! Ты меня не разбудил! – возмутился тот.
– Не стал, – спокойно ответил Вейренк.
Лечащий врач поначалу наотрез отказался пускать посетителей к своему пациенту, заявив, что ему все равно, полицейские они или нет. За ночь состояние больного ухудшилось.
– До какой степени?
– Размер язвы значительно увеличился, начался некроз. Налицо ускоренная реакция на яд. Температура поднялась до тридцати восьми и восьми.
– Как у троих пациентов в Ниме?
– Есть основания этого опасаться. И вообще я не понимаю, какое отношение к этому имеет полиция. Лучше бы нам прислали специалиста по животным ядам, это было бы более разумно, – добавил он, подчеркивая, что разговор окончен, и повернулся к ним спиной.
– Куда его укусили? – продолжал настаивать Адамберг.