— То, что должно. — Хватка материнской ладони на плече оказалась тверже железа. — Не время скорби, сын мой. Мой государь.
Половина ее лица бледнее белого, другая в красных крапинах — самой Матерью Войной выглядела она сейчас.
— За Одемом. — Она сдавила сильнее. — Убей его и верни Черный престол.
И Ярви стиснул зубы и кивнул. Дороги обратно быть уже не могло.
— Хватит! — окликнул он инглингов. — Есть другой путь.
Они опустили топоры и сумрачно уставились на него.
— Матушка, останься с ними. Сторожите дверь, и пусть ни один не уйдет.
— Ни один, покуда жив Одем, — ответила она.
— Ничто, Ральф — соберите дюжину бойцов, и за мной.
Ральф, тяжело дыша, оглядел бойню во дворе цитадели. Раненые и при смерти, хромающие и окровавленные. И Джойд, храбрый Джойд, тот, кто вступился за своего одновесельника, теперь сидел спиной к стволу кедра — ни весла, чтобы толкать, ни мешка, чтобы таскать, ни ободряющих слов больше не будет.
— Найдется ли пригодная дюжина? — прошептал старик.
Ярви отвернулся и двинулся прочь.
— Бери тех, что есть.
Сиденье для одного
— Готовы? — шепнул Ярви.
— Всегда, — отозвался Ничто.
Ральф потянул шею в одну сторону, потом в другую. Кровь чернела на его лице в полумраке.
— Кажись, готовее мне уже не стать.
Ярви втянул полную грудь воздуха, затем надавил увечной ладонью на скрытую щеколду, плечом налегая на дверцу, и вывалился под священные своды Зала Богов.
Сразу перед ним, на тронном помосте, стоял Черный престол — на глазах, лучистых самоцветах, у Высоких богов. Над головой, вокруг купола, янтарные изваяния богов малых взирали на жалкие человечьи делишки безучастно, бесстрастно и без малейшего интереса.