При Одеме остался лишь десяток бойцов, да и те в плачевном состоянии. Они собрались на том конце, у дверей, чьи створки слегка покачивались от ударов снаружи. Двое пытались подпереть двери копьями. Двое других смахнули со старинного стола святые дары и волокли его баррикадировать выход. Остальные, опешив, сидели на полу или в замешательстве стояли, не понимая, как могла ватага разбойников захватить врасплох их короля в сердце его собственного бастиона. Неподалеку от Одема мать Гундринг склонилась над раненой рукой хоругвеносца.
— Воины, к королю! — взвизгнул тот, увидев в зале Ярви, и люди Одема тут же построились вокруг повелителя, выставили перед ним щиты и подняли оружие. Кольчужник со стрелой, пробившей лицо, отломил ее не глядя — из щеки остался торчать окровавленный кусок древка. Только что он в полубеспамятстве опирался на меч, теперь же наставил его вихляющий кончик на Ярви.
Ничто вырвался из прохода и подскочил к его левому плечу, Ральф — к правому, те рабы и наемники, в ком оставались силы драться, рассыпались вокруг, ощетинившись острой сталью.
Они обходили Черный престол, спускались по ступеням помоста, брызжа слюной и ругаясь на полудюжине языков. Одем тоже отправил своих людей вперед, пространство меж отрядами сузилось до десяти шагов по каменному полу, затем до восьми, до шести — грядущее кровопролитие нависло тяжелой, грозовой тучей в недвижном воздухе Зала Богов.
А потом мать Гундринг присмотрелась к Ярви и вытаращила глаза.
— Стойте! — вскричала она, колотя эльфийским посохом по плитам, звонкое эхо ударов отражалось от высоких сводов. — Стойте!
На минуту воины остановились, переглядываясь, рыча, поглаживая клинки, и Ярви обеими ногами прыгнул в узкую щелочку той возможности, что старая служительница для него приоткрыла.
— Мужи Гетланда! — воскликнул он. — Вам известно, кто я! Я — Ярви, сын Атрика! — И единственным пальцем на левой ладони он указал на Одема. — Вон то предательское существо попыталось отнять у меня Черный престол, но боги не потерпят на нем самозванца! — Он ткнул себя в грудь. — Государь Гетланда, ваш законный король вернулся!
— Бабья кукла? — плюнул в его сторону Одем. — Половинка короля? Владыка всех убогих калек?
Прежде чем Ярви успел что-нибудь крикнуть в ответ, его схватила за плечо и отодвинула в сторону сильная рука. Ничто шагнул мимо него, отстегивая ремешок шлема.
— Нет, — сказал он. — Законный король. — И снял шлем с головы и швырнул на пол, и тот, звонко гремя, покатился по Залу Богов.
Ничто обрезал свои косматые лохмы до короткой седоватой поросли, начисто сбрил кустистую бороду. Взгляду открылись резкие, безжалостные черты угловатого лица — поломанного и сросшегося тверже прежнего, огрубелого от труда и непогоды, в отметинах и шрамах от боев и побоев. Оборванец, кожа да кости, исчез, и на его месте стоял воин из железа и дуба. Только глаза, голубые и глубоко засевшие в глазницах, были все те же.
В них по-прежнему горел тот самый огонь, на грани безумия. Полыхал как никогда жарко.
И Ярви вдруг потерял уверенность, что за человек сейчас перед ним — тот, с кем он дрался, с кем путешествовал, с кем ночевал. Перестал понимать, что же такое он привел с собой в Гетландскую цитадель, прямо к Черному престолу.
Охваченный внезапным сомнением, Ярви растерянно оглядел зал. Молодые гетландские бойцы по-прежнему непокорно роптали. Но с людьми постарше при виде лица Ничто произошла необъяснимая перемена.
Отвисли челюсти, задрожали клинки, глаза расширились, и на некоторых проступили слезинки. Божба слетала с перекошенных губ. Одем побледнел еще сильней, чем при первом взгляде на Ярви. Смертной бледностью человека, который зрит гибель сотворенного мироздания.
— Что за колдовство? — прошептал Ральф, но у Ярви не имелось ответа.
Посох эльфийского металла выскользнул из поникших пальцев матери Гундринг и стукнулся об пол. Эхо от удара гасло, перетекая в удушливую тишину.
— Атиль, — негромко ахнула она.
— Да. — И Ничто обратил безумную улыбку к Одему. — Удачно встретились, братец.