Сиваш

— Правильно! И я тогда бороды не носил…

— Словом, не узна́ю вас, пока не сбреете.

— А я, видишь ли, тебя запомнил. Про политику и где счастье найти говорили… Дочки, чай пить, если он есть! Когда бела рубаха, тогда и праздник…

Феся выбежала на прохладный двор, опустилась на скамейку, сердце радостно стучало. Таточко давно знает Антона — это судьба!

Когда вернулась, все чинно сидели за столом. Присела с краешка. Лиза кокетливо смеялась.

— Товарищ политрук, разрешите вас спросить: гадать на картах умеете?

— Лиса, лиса! Погоди с картами, дай о деле, — строго, как в прежние годы, сказал Матвей. Повернулся к Антону: — Везде слышу разговоры: Антанта, заграница… Как, по-твоему, заграница не задавит нас?

— Никогда не задавит! Во-первых, не дадимся, а во-вторых, и там свой брат пролетарий, — не замедлил с ответом Антон. — Может, слышали, что было в Севастополе в первый день пасхи? На французских кораблях поднялись красные флаги. Матросы подняли. В полдень подошли в шлюпках к Графской пристани, собрались на площади и стали обниматься с нашими рабочими. Двинулись по улицам. Впереди шли французы с красным знаменем. Кричали по-своему: «Да здравствуют большевики!» На Хрулевском спуске возле аптеки греческие солдаты с колена ударили из винтовок. Пролилась кровь и русская, и французская за одно дело. Нет, Матвей Иванович, не задавят нас капиталисты, не задавит никто! Мы — за святое дело. Мы против тех, для кого человек в сорок раз дешевле коня: из расчета, что человеку на овсяную кашу достаточно фунта овса, а коню на день надо в сорок раз больше, — может, пуд…

Склонив голову набок, Лиза тасовала карты. Вдруг деловито нахмурилась:

— Товарищ политрук, разрешите вопрос. Как это вы говорите: «святое, святое», а сами бога не уважаете. Не видела, чтобы хоть раз перекрестились…

Антон взял у нее из рук червонного короля, засмеялся:

— И бог вот так же намалеван! Это верно: в святое дело верю, а в бога нет. Уж очень он бездельник. Не уважаю его. Сама посуди, Лиза: справедливость у него таинственная. Он слабый, извините, этот бабий бог. Такого и телята лижут. Никто на него и не надеется всерьез. Наверно, и ты, Лиза, захаживаешь в церковь больше по привычке. Он — как отрава, этот утешающий бог. Есть даже поговорка: что сивуха для брюха, то религия для духа!

У Феси глаза раскрылись, слушала не моргая. Полные темно-красные губы повлажнели.

А Лиза притворно сдвинула брови, из рук Антона выхватила карту.

— Отдайте, взяли без спросу! И как же вы это говорите, товарищ политрук… А вот у соседки нашей, Вакуловны, был петух, все думали — петух, и кричал по-петуховски, да вдруг начал яйца несть. Что это, по-вашему? — Лиза лихо огляделась. — Или вот корова отелилась, а теленок о пяти ногах. Своими глазами видела… Сколько на свете чудес! В одной нашей Строгановке не пересчитать. Откуда же они берутся? Я, что ли, чудотворица?

Антон снова рассмеялся, весело ответил:

— Все равно, Лиза, пустой он бог. Всякой ерундою занят, а вот землю дать Матвею Ивановичу — не может, силенок нет…

Матвей усмехнулся в бороду.

— Это, конечно, правильно, бог по земельному вопросу не предстатель… Но по другому делу буду спорить. Что говорить, Антон, хозяйская, соседова земля мне в пяты ударяет. Земля мне во как нужна, я взял свое. Согласен, что Соловей, мой сосед, — паразит, земля его тяжело носит. Но как тут быть? Он, бывший хозяин, проломит голову мне, а я ему? Так и будем воевать, пока живы? Нет, тут надо подумать, как мирно с ним разойтись, а не воевать. Может быть, заплатить ему, если недорого? Бес с ним, подавись он моей копейкой, а?

Антон вздохнул, заворочал глазами, рассердился.