— Йа боксер!
— Да у вас там горючки часа на два лету! Не будет вам никаких пингвинов, м…чье консервное!
— Йа геймер! Пи-и-и-иу, бум, бабах, гейм овер!
— Что?
В очередной раз изобразив нашу сообразительность, пилот потянулся в карман — и достал оттуда мобильник.
— Так вот что ты задумал, сучонок… Алло, Петрович! Этих не получится высыпать. Ну вот так вот, не получится! Эти извращенцы все просрали… Говорил же: замените, вам бы там по любому хватило!.. Пирожок, чмо, слинял. Петрович! Вам тут Нью-Йорк показать собираются! Да!.. Да, я понял. Я сам. Ага. Да, сам! Ладно, давайте, мужики…
Потом он позвонил сыну. К этому времени 76-й вырулил на взлетно-посадочную. Когда самолет пошел на разгон, Г. Г. обратился к пилоту:
— Сотовые выключаем!
— Ага, сейчас выключу. Я сейчас вообще все выключу. Вот только еще один номерок наберу.
Сделав итоговое движение большим пальцем, он произнес:
— Жарьтесь, гниды.
Едва передние колеса оторвались от земли, я услышал глухой удар. Нас всех швырнуло наверх и на лобовое стекло, затем болтнуло так, что мы сделали круг по потолку, стенкам и полу. Я увидел оставшуюся часть самолета, полыхавшую ярким пламенем. Она заворачивалась в сторону. Кажется, это называлось дрифтом. Из нее высыпались и разлетались по летному полю горящие головешки, части тел. Потом снова раздался грохот — это рванули уже топливные баки. Шлейф огня метнулся в нашу сторону. Пахнуло нестерпимым жаром.
Последнее, что я запомнил — выпученные глаза пилота прямо перед моим лицом.
Когда очнулся, услышал чей-то крик. Сначала он шел как будто издалека, но с каждой секундой звуки становились все явнее и явнее. Я повернул голову и увидел мужика, который стоял возле бортового ГАЗ-66 с надписью «ЛЮДИ» и подосипшим голосом орал:
— Оо, дьэ, бырах итинтиккин! Олор манна, айаннаатыбыт, түргэнник![5]
Поняв, что это мне, я направился было в его сторону — и обнаружил в своих руках что-то темное. Это была голова пилота. Я узнал ее, несмотря на прокопченность и выгоревшие брови. Видимо, я немного погорячился. Голова что-то пыталась сказать, но у нее, естественно, ничего не получалось.
Выбросить ее? Но она ведь совершенно беззащитна: ни с места сдвинуться, ни за себя постоять. Я прижал ее к своей груди и пошел к грузовику.
— Бырах, диэтим![6]
Из машины высунулся водитель:
— Ыллын ээ, ылар буолласына, хайыаххыный…[7]