Какое-то время мы молчали. Возле Сбера она наконец спросила:
— Как тебя зовут?
— Женя, — почему-то соврал я.
— А меня — Сардана. Ты не обижаешься на девчонок?
— Мне ничего не остается, кроме как сохранять хладнокровие.
Она взглянула на меня, в глазах ее я увидел легкое недоумение.
— Я бы на твоем месте на них разозлилась.
— Да я как-то и не понял, что они имели в виду. Что-то там про простуду, сладкое и горячее. Наверно, про чай с малиной или медом.
Сардана прикрыла лицо варежкой. Однако, моя реакция была неожиданной и для меня самого. Я даже и не раздумывал особо, прежде чем отвечать. И мне явно удавалось производить впечатление. Прежде с девушками у меня как-то не очень ладилось — наверное, я портил все своей чрезмерной охотой и нетерпением. Нынешней сдержанности мне как раз тогда и не хватало…
Словно прочитав мои мысли, Сардана спросила:
— Почему ты так смотришь на девушек?
— Я так и остался девственником.
— О, как печально. Ты жалеешь об этом?
— Ты не поверишь — мне сейчас без разницы. Да у меня и не получилось бы. Видишь, я даже уже не боюсь в этом признаться.
Меня вовсю несло.
— И вообще, мы же кровожадные, а не похотливые. Если б были похотливые, то это было бы интересно… Почему-то не уверен, что так было бы лучше…
Она укоризненно покачала головой — и засмеялась, звонко и нежно, чуть запрокидывая голову. Я же не мог сдержаться:
— Лайк э верджин… Пам-па-парам-пам-па-пам-пам… — делая похожие на непристойные движения.
— Ты какой-то странный зомби, — перебила мое блеяние Сардана. — Остальные отвечают как-то медленно, односложно…
Я хотел ответить: «Может быть, потому, что с нами и не разговаривают по-человечески». Или: «Душевная теплота нас тоже заводит». Но успел принять решение относительно этого пафоса: