Непорочные в ликовании

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я слышал. Но дело не в тебе. Дело во всех нас. Я был, но меня все равно как бы и не было. Я в этой школе, как в эмиграции. Моя эмиграция суррогатна по определению, потому что она залегает только в духовной плоскости. Я никого не вижу, и меня никто не видит. Духовное меньше всеобщего, ты знаешь это, Ш.? Я отрезан от мира, от друзей, от всего. Ты знаешь, у меня теперь совсем не осталось друзей. Но мне так спокойнее. Дружба в последнее время превратилась в тягостную обязанность. В бремя, в повинность. Может быть, это, правда, что-то такое возрастное… Возможно, остался один ты. У меня, во всяком случае, такое ощущение… Ты здесь надолго? Впрочем, не говори ничего. Кто может сейчас что-нибудь сказать определенное о своем завтрашнем дне?

— Да, как получится, — вставить сумел только Ш.

— Подумать только: ведь это же Ш.! Глазам своим не могу верить, но это так! Ведь это же ты?

— Надеюсь, — Ш. говорил.

— И ты не уйдешь по-английски? Ты не исчезнешь, как исчезаешь всегда? Ответь мне честно.

— Исчезну обязательно, Феликс!.. — Ш. говорил. — Мне только нужно…

— Нет, подожди, — перебил того Мендельсон. — Не говори ничего. Дай я просто посмотрю на тебя.

— Феликс, — повторил Ш. с его сфорцандо настойчивости. — У меня сейчас есть одно неотложное дело, а вечером… Хочешь мы вечером?.. Если ты свободен…

— Дело!.. Боже мой, дело! С кем ни поговоришь, у каждого свое дело!.. Эпоха Дела!.. Только почему при этом мы живем все хуже и хуже? Один я принципиально не хочу иметь никакого своего или чужого дела. Ты знаешь, что дело по-английски business?

— Знаю, — едва вставил Ш.

— Так какой же твой business, Ш.? — сказал Мендельсон. — Нет, это ведь невозможно: дело!.. Дело!..

— Я всего лишь скромный надмирный коммивояжер, — отговорился Ш. — Цели мои просты и незатейливы. Мне нужно увидеть Ротанова, и как можно скорее. Самое лучшее: прямо сейчас.

— Ротанов! Зачем тебе Ротанов? Он становится все опаснее, этот твой Ротанов. Он — темная личность, Ротанов. Пообщавшись с ним пять минут, ты будешь вонять Ротановым, это я тебе гарантирую. Ты хочешь вонять Ротановым? Ты можешь сказать, зачем он тебе?

— Могу. Но только позже.

Мендельсон нахмурился.

— Ты сильно изменился за то время, что мы с тобой не виделись. Очень изменился, — говорил он.

— Возможно. Зато ты прежний. И уже за одно это я готов преклоняться перед тобою, Феликс. Ты тугоплавок, как вольфрам, ты легок, как литий, ты драгоценен, как платина, — Ш. говорил. Полускептически глядя на сутулый нос Мендельсона, Ш. говорил.

— Ты всегда был мастером говорить гадости и комплименты, Ш. Кстати, — добавил еще Феликс, быстро взглянув на часы, — если ты хочешь увидеть своего Ротанова… через полчаса ты точно сможешь застать его на стадионе. Только тогда тебе нужно выходить прямо сейчас. Хотя я бы, конечно, предпочел, чтобы ты хоть раз в жизни забыл о своем business» е.

— На стадионе? А что на стадионе?

— Ну, Ротанов же, ты знаешь, на все руки от скуки. А у них там какие-то неполадки с электрикой, и они попросили Ротанова проконсультировать их.