Никта

По крайней мере, подумала Катрин, французские слова больше не вылетают из головы после криков Шанталь. Уже прогресс.

«Меньше страха, но главное — не давать дерзости начать брать верх. Иначе чем я буду лучше нее?»

Однажды Катрин заметила, как заполняет документы ее начальница, и еле удержалась, чтобы не съязвить на тот счет, что даже иностранка пишет грамотнее Шанталь.

«Не опускайся на ее уровень. Вокруг столько классных людей, с которых стоит брать пример…» — подумала она.

Да кто, с кого брать пример? С Люсиль, которая сочиняет сказки, глядя на карточки с картинками? С Зоэ, которая, надо отдать ей должное — имеет более сложную, чем Люсиль, работу, сочиняя сказки не по картинкам, а по полоскам на ладони? Скоро и она будет сказки сочинять. «Психолог».

Катрин нестерпимо захотелось курить. Она бросила около года назад, муж настоял. Заявил, что больше не хочет целоваться с пепельницей. Катрин тогда взяла в руки сигарету, сказала: «Это последняя», и, закончив с ней, больше к куреву не прикасалась. Но пачку с остатком не выкинула, нет. Она и сейчас, должно быть, валяется где-то на дне сумки.

«Я сильная, потому что смогла так сразу бросить, или слабая, потому что так сразу согласилась с Максом?»

Как только рука нащупала знакомые очертания в сумке, Катрин тут же понравился второй вариант.

«Я слабая и пошла на поводу. Он и так решил за меня, где нам жить, каждый день решает, что нам есть и куда пойти. Не ему решать, какие привычки мне заводить, и какие бросать!»

Пальцы сжали пачку, смяв ее. Запоздавший подростковый бунт.

Катрин вышла в коридор. Несколько занавешенных тяжелыми портьерами дверных проемов — не для интерьера, а потому, что на двери не хватило денег. Единственная лампа — над лестницей, по которой надо спуститься. Бетонные ступени.

Только одна сигарета. Только одна, и все. Катрин закурила на крыльце, оставив позади две двери — одна вела на лестницу, с которой она только что спустилась, другая — в кафе, что раньше было на первом этаже, да закрылось. У мужа тоже есть кафе. Катрин подловила себя на том, что хочет, чтобы этот его бизнес обанкротился.

Рядом — большой, старинный фонарь, Катрин ни разу не видела, чтобы он горел. В большом стекле фонаря — ее отражение, вид сверху. Что это, лысина? Катрин взволнованно ощупала макушку свободной от сигареты рукой. Вроде бы все в порядке… Русые волосы отрастают, вот в отражении и привиделось бледное пятно на голове.

Надо ткнуть взгляд куда-нибудь еще. В окне стеклянной двери с табличкой «Fermé» виднеются силуэты стульев и столиков, осиротевших без посетителей, видно то, что на противоположной стороне кафе разбиты все окна. Пройдет еще немного времени, и там поселятся бомжи. Удивительно, как еще не разбили саму дверь.

Почему людям надо все крушить, ломать все, что без хозяина, или у чего хозяин далеко? Уезжая из России, она думала, что нигде больше такого не увидит. Но люди везде одинаковые. Москва и Петербург на центральных улицах тоже сверкают, полные лоска, а на окраинах что? Везде будто бы одна глубинка. Так и люди — при встрече выпячивают свои «центральные улицы» и «достопримечательности», а копнешь глубже — и наткнешься на битые стекла.

Девушка отерла рукавом пыльное стекло на двери. Рукав тут же посерел, и Катрин чихнула от пыли.

— Будьте здоровы, — послышалось ей в ответ.

— Спасибо, — она обернулась и увидела субтильного мужчину с громоздким пакетом. Он был одет в плащ, но шел по дождю с непокрытой головой — с волос стекали струи воды. «Без зонта. Непредусмотрительный», — отметила Катрин про себя. — «Рассеянный ли по натуре, или из-за обстоятельств — надо будет уточнять». Он прошел мимо нее в дверь, ведущую на лестницу. Второй этаж — салон Бонне. Третий — сэконд-хенд с вещами для беременных и младенцев. На будущую маму визитер не походил, на типичного посетителя салона — тоже не особо.

— Бордель — следующее здание, — крикнула Катрин ему вслед. Тот сначала приостановился, а потом прибавил шаг. Как неудобно вышло. Может, хочет ребенку одежки прикупить? Заботливый отец. Вот бы и ее папаша был таким…

Топ-топ-топ. Судя по всему, зашел все-таки на второй этаж, в салон. Катрин бросила окурок на землю. А можно ли сорить в пригородах Парижа? Она переворошила в уме все правила поведения для туристов и эмигрантов, которым ее учили, но про мусор не могла вспомнить ни одного.