– Вы издеваетесь? – мрачно прогудел ирландец. – Что за чушь? И какое отношение эта мазня имеет к тем картинам, которые висели в выставочном зале? К шедеврам импрессионистов?
– Вы удивитесь, О"Брайен, когда поймете, что те картины, которые висели у вас в зале, имеют с этой картиной гораздо больше общего, чем вам кажется! И уж совершенно ничего общего они не имели с шедеврами импрессионистов! – ответил Смолев рассерженному начальнику службы охраны.
– То есть… Как?.. – изумленно булькнул краснолицый ирландец. – Я не понял…
– Это все заметили, О"Брайен, – еще раз хмыкнул генерал. – Поэтому я вам посоветовал бы придержать свои оценки при себе, пока мы не увидим опыт до конца. Тогда и выскажете свое мнение.
– Итак, – дождавшись тишины, Смолев обвел взглядом всех собравшихся, – что нам с вами известно? В выставочный зал под видом «электриков» проникают двое злоумышленников. Провозившись двадцать минут в электрощитке, они бросают на пол четыре очень мощных по силе дымовых шашки, таких мощных, что зал в двести квадратных метров затягивает густым белым дымом буквально за секунды. Отстреливаются от охранников, которые пытаются их задержать, и, словно удостоверившись, что дело сделано, выбегают из помещения с пустыми руками! Оглушают охранника на входе ударом по голове, покидают отель и скрываются в толпе. В это время в зале на дым срабатывает автоматическая система пожаротушения и все заливает водой. Тот факт, что система противопожарной безопасности сработала уже после ухода охранников, ясен из записи, которую мы просмотрели. На «электриках», когда они выбегали, одежда была сухой! Когда сотрудники службы безопасности наконец попадают в зал, они видят, что картин нет: только пустые рамы и подрамники, без холстов, все залито водой. Все верно?
– Пока да, – буркнул О"Брайен. Несмотря на недовольство, он слушал Смолева очень внимательно.
– Просматривая запись, я заметил, что буквально одну-две секунды по залу словно гуляли вспышки. Словно кто-то стрелял или что-то взрывалось.
– Что там могло взрываться? – недоуменно произнес Антонидис. – Картины?
– Вы удивительно проницательны, старший инспектор! – улыбнулся Алекс. – Предлагаю дать слово вашему замечательному эксперту, нашему «художнику» Карпосу. Он все расскажет и покажет.
– Дело в том, – несколько смущаясь и запинаясь, начал эксперт, – что при написании картин маслом используются различные холсты. Материалы могли быть самыми разными: пенька, лен, бязь, хлопок и даже джут. Мы использовали для изготовления холста хлопок, вернее, изначально у нас была хлопковая целлюлоза в виде обычной медицинской ваты, вот, у меня еще остался образец, прошу вас удостовериться.
И эксперт показал всем присутствующим кусок белоснежной волокнистой ваты на блюдце.
– По просьбе господина Смолева, который прислал мне формулу химической реакции, я провел необходимые действия, обработав хлопковую целлюлозу концентрированной азотной кислотой. После чего промыл ее в воде и просушил. Затем повторил этот опыт еще дважды, получив в итоге так называемый тринитрат целлюлозы. При замещении гидроксильных групп на нитрогруппы в процентном отношении к массе на уровне двенадцати – тринадцати процентов азота это вещество представляет собой…
– Пироксилин! – пробасил Манн. – Взрывчатка! Ах, вы ж, черти!
– Совершенно верно, но можно не доводить до такого процентного содержания, – обрадовался эксперт и дальше уже зачастил уверенно и без остановок. – Но и в этом случае полученная тринитроцеллюлоза разлагается при температуре в шестьдесят градусов по Цельсию, а при быстром нагреве может произойти вспышка и взрыв. Я сейчас вам это покажу. Из еще влажной нитроцеллюлозы мне удалось изготовить нити, которые я натянул на подрамник в четыре слоя, каждый раз меняя направление на девяносто градусов, поскольку времени было очень мало, но технически – я это готов утверждать – возможно изготовить настоящие тканные холсты, если соблюдать все правила безопасности. Уже по высохшему «холсту» я нанес несколько слоев масляной краски. Я не грунтовал холст, но и это тоже возможно. Более того, я скажу, что именно нитроцеллюлоза используется для производства пленкообразующей основы нитроцеллюлозных лаков и красок, и если взять соответствующую краску, – эффект может усилиться. Итак, непосредственно вплотную к картине подведен оголенный электропровод, который при подаче электричества дает искру. При повороте выключателя мы наблюдаем следующее…
Химик протянул руку и повернул тумблер. Раздался характерный потрескивающий звук, словно где-то искрил провод, – и картина буквально взорвалась яркой оранжевой вспышкой, ослепив на мгновенье всех присутствующих, и тут же вспышка погасла.
От картины не осталось и следа. Она сгорела за секунду.
– Впечатляет! – произнес Антонидис, с гордостью глядя на своего эксперта.
– Спасибо, старший инспектор, – поблагодарил его химик и продолжил объяснять: – К каждой картине в зале была сделана дополнительная электропроводка, якобы еще на один боковой софит, но на самом деле, оголенный провод касался непосредственно холста из тринитроцеллюлозы, выступая своего рода электрическим запалом. В щитке они установили электронное реле с таймером на все провода, что вели к картинам, чтобы картины самоуничтожились одновременно, поэтому и провозились целых двадцать минут.
– Но на тех картинах были, очевидно, грунт и краски? Понятно, что там висели копии, но копии были великолепного качества, где же следы краски? – поинтересовался Манн. – Разве они могут так же быстро сгореть и исчезнуть без следа? Какие-то пятна, подтеки должны остаться!
– Они и остались, – подтвердил Смолев. – Вот, видите, пятнышко на раме? Это след краски. Берем в руку лейку и – все понятно?
ebooksa