Ужин прошел в дружеской и непринужденной атмосфере. Манн усиленно ухаживал за Терезой, Смолев вполголоса оживленно беседовал о чем-то с Рыжей Соней – та отчаянно краснела и махала руками. Иногда в их разговоре мелькало имя повара.
После десерта, который Петросу удался на славу, неожиданно поднялся Гастон Леблан и постучал ложечкой по своему бокалу, призывая присутствующих к тишине.
– Дорогие друзья! – начал француз. – Капельку вашего внимания! Так сложилось, что мы с супругой завтра планируем, увы, покинуть этот чудесный остров! Позвольте нам с Мари поблагодарить наших гостеприимных хозяев и вас, наши друзья, за те прекрасные несколько дней, что мы провели вместе! И небольшой сюрприз от нас с Мари: за исключением дюжины полотен, что мы обещали герру Крамеру для его галереи, они отмечены желтыми ленточками на рамах – а мы надеемся, что его предложение еще в силе – все остальные картины «Маленького Лувра» мы дарим вам! Пусть каждый после ужина выберет себе картину по вкусу!
Раздались аплодисменты француженок, которые поддержали Лили и Джеймс Бэрроу, Тереза и Виктор Манн, галерист Крамер, Спиро Фасулаки и Алекс с Рыжей Соней. Лишь Джесси Куилл, ковыряя без аппетита вилкой в тарелке с запеканкой, даже не поднял головы в ответ на щедрое предложение четы французских художников.
– Безусловно, мое предложение в силе, – закивал Вольфганг Крамер, приподнявшись со своего места и обращаясь к присутствующим. – Единственное, меня беспокоит, позволят ли мне вывезти картины с острова в свете последних событий!
– Какие мелочи! – пожал плечами генерал Манн. – У нас за столом присутствует сам старший инспектор Антонидис – глава уголовной полиции острова! Этот вопрос полностью в его компетенции. Думаю, что он может выписать вам необходимые документы – своего рода охранную грамоту, чтобы портовая полиция не слишком вам докучала, – не так ли, старший инспектор? Окажете небольшую услугу нашим французским друзьям? А я завизирую!
– Разумеется, господин генерал, – с готовностью подтвердил инспектор Антонидис. – Мне лишь нужен точный перечень картин с названиями, а также имена и фамилии авторов.
– Прошу вас, инспектор, – мило улыбнулась Мари Леблан и передала ему лист бумаги. – Мы заранее подготовили такой список для господина Крамера!
– Прекрасно, просто прекрасно! – кивнул старший инспектор, подписывая что-то на этом листе. – Что ж, нет ничего проще! Так, «не возражаю против вывоза картин по вышеуказанному списку». Старший инспектор уголовной полиции Антонидис, дата, подпись… Вот, прошу, господин генерал!
Генерал взял в руки листок бумаги, внимательно изучил его содержимое, снисходительно улыбнулся и громко заметил:
– Вы сегодня несколько невнимательны, старший инспектор! Вы допустили небольшую неточность! Имена художников указаны неверно!
– То есть, как? – удивилась француженка. – В списке все правильно: Гастон Леблан и Мари Леблан!
– Боюсь, не готов с вами согласиться, мадемуазель, – голос генерала потяжелел. – Здесь должно быть указано: Жюль Лагранж и Луиза Делоне! А если быть еще точнее, то просто: «Луиза Делоне». Не так ли, мадемуазель? Ведь месье Лагранж, во-первых, вам вовсе не муж, а во-вторых, он не написал ни одной картины из тех, что представлены на этой стене, – не так ли?
Осознав услышанное, в мертвой тишине, что сразу повисла на террасе после слов генерала, молодой француз попытался вскочить с места, но два официанта, неизвестно как оказавшиеся у него в этот момент за спиной, положили руки ему на плечи и заставили сесть обратно. Один быстро обыскал француза и изъял автоматический пистолет.
Тереза, зажав рот ладонью, смотрела на все происходящее с неподдельным изумлением. Джульетт и Моник находились в глубоком шоке, казалось, еще немного, – и они обе потеряют сознание. Детектив Куилл, который наконец понял, что происходит, в возбуждении вскочил на ноги. Галерист сидел с открытым ртом. Лили и Джеймс Бэрроу совершенно растерялись.
Рыжая Соня быстро подошла к Луизе, намереваясь обыскать и ее.
– У меня нет оружия, – отшатнулась от нее и покачала головой художница. – Я ненавижу оружие!
– Как же вы в таком случае могли сперва застрелить Альберта Шульца, а затем и отравить своего родного дядю? – спросил Смолев, пристально глядя ей в глаза. – Ради чего?
– Я никого не убивала! – вскричала художница. – Моя совесть чиста! Это все Жюль! Он хотел денег, много денег! Я всегда говорила, что жадность его погубит! Он застрелил этого дурака Альберта, который вздумал нас шантажировать! Это он подсыпал яд в еду дядюшке Пьеру! Я никого не убивала, слышите! Это они все придумали, я лишь писала картины! Да поймите вы все, – она обвела умоляющим взглядом присутствующих, но не найдя ни в ком и капли сочувствия, закончила шепотом: – Я лишь писала картины, я никого не убивала!..
Она уронила голову на руки и глухо разрыдалась.
ebooksa