Вера взялась показать ему вязку «в резинку». И это было весело и уместно…
К ним наклонилась ходоровских лет женщина, стройная и откуда-то в эту пору загорелая, овеяв хорошими духами, и сказала: «А что! На Западе это модно». И Ходоров постарался научиться. К ним подсел муж «душистой» Анастасии Ивановны — с ясными серыми глазами и сухо-орлиным носом, с неуловимым заграничным оттенком в строгой и простой одежде — Юрий Павлович. И также вникал в вязанье… Говорили о речном воздухе и притяжении среднерусской природы. Новые знакомцы были геологами, Юрий Павлович кандидат наук. Анастасия, Ася, повторяла: «Я дышу здесь».
…Теплоход тихо колыхался у причала, и в небе тоже, казалось, колыхалась светлая промоина среди глухих облаков.
Но все равно хорошо было бродить на стоянке по маленькому городку — две улицы с районными учреждениями, дом отдыха, а на крутом угоре старая церковь, с одного входа аптечный склад, с другого — музей местных промыслов.
Яблоневые сады за заборами и каменные лабазы начала века, где размещался местный торг. Набережная в плакучих ивах с молоденькой, изморозно-зеленоватой листвой… Они прошли с Юрием Павловичем и Асей из конца в конец набережной и нашли в этом туристском и дачном городке еще один музей — волжских художников с тем же ивовым покоем и тихими плесами на картинах.
А назавтра такой денек!.. Каждые сутки — несколько сотен километров к югу, теплынь. В зоне затишья, наверху, укрытые от ветра штурвальной рубкой, устроились загорать дамы. В плащах, но подставив лица солнцу. А один отважный девчоныш — в купальнике…
С этой Танюшей познакомились на следующий день. Верней, познакомилась с Ходоровым она, выложив ему при этом кучу сведений о рулевых и впечатления от штурвальной рубки (разочарованно: «Там все автоматика»). Проглатывая от возбуждения слова, округляя ореховые, словно тоже конопатые, как и ее длинненький с горбинкой нос, без того круглые глаза (Таня-девчонка) и передергивая плечом — жест, который говорил о привычке к вниманию мальчишек… мужскому вниманию, и чуть выдвинув в сторону Ходорова элегантно худую ляжку (Татьяна — многоопытная женщина)…
Впрочем, это было у нее машинальным и инстинктивным. Забавное и слегка распущенное дитя века, балетного училища, спецшколы с преподаванием на английском, которое вывезли на теплоходе проветриться вследствие переутомления от всего этого… Родители у нее оркестранты в филармонии, а сестра — студентка-хладотехник. Ехала она на теплоходе с этой приземистой, в очках и оттого очень солидной сестрой Аней. В рубке сменился вахтенный, и она, нацеля в ту сторону ломкое плечико, сообщила: «Это Равиль! Ни за что не пустит посмотреть!» И поскакала синеватым на ветру эльфиком — проверить прежний результат. Скоро, округлив глаза, вдохновенно махала Ходорову рукой из штурвальной рубки…
Под вечер в приспущенное окно его каюты заглянула улыбающаяся и просительная физиономия: «Разрешите к вам заглянуть на минуту?» Все происходящее Ходоров воспринимал как проявление полноты и неожиданности жизни. «Заходите». Отчего бы нет.
Обогнувший вереницу кают по палубе и вошедший гражданин средних лет имел приятную и с поволокой сероглазую физиономию. Предложение его было сиротски-просительным по тону, но вполне деловым по существу: к Ходорову должны подселить на ночь бабушку, севшую в Юрьевце, но если тот не против, то на сутки сюда перейдет он. Не сошлись душевной организацией с соседом… И горничная разрешает «обмен».
Ходоров согласился. Ему был интересен вкрадчиво-бойкий незнакомец с элегантной полудлинной стрижкой и зачесом волнистых густых волос на лоб, над прельстительными глазами. И это его культурное и книжное «не сошлись душевной организацией» тоже интриговало: внушало предположение, что «не той» душевной организацией наверняка обладал его сосед.
Временного попутчика Ходорова звали Александром. Скоро он вернулся с небольшим саквояжем. Он, пожалуй, не походил на кого-либо из числа людей, виденных до сих пор Ходоровым. Смазливый мурлышка — так он про себя окрестил попутчика — вышел побродить по палубе и сказал, вернувшись, что погода стоит отличная, «благорастворение просто»!.. И тут же, что «набрался он вчера по-свински», голова трещит, даже свежий воздух не помогает.
— Да к чему же вы так? — спросил Ходоров.
— За краткостию нашей жизни… — ответил попутчик. — И вкушают так люди, не имеющие в повседневности такой возможности.
— Вы не космонавт ли? — спросил насмешливо Ходоров. — Если только не секрет, где работаете?
И получил ответ, что в церкви. Оформлен экономистом. Последнее звучало обыденно и убедительно. Совсем как в каком-нибудь учреждении… Аркадий Дмитриевич растерялся. И право, не знал, что бы еще спросить… (Как там что заведено и называется? Оформлен. А фактически? Батюшка, что ли, поп?..) И не продолжить разговор было неловко. Возможно, попутчик чувствует себя стесненно не в своей среде. Аркадий Дмитриевич вспомнил, как его познакомили когда-то в доме отдыха с работником, ведавшим распределением жилплощади в исполкоме, тоже было неудобно коснуться чего-нибудь в его служебных делах, чтобы это не прозвучало выведывающе…
Но попутчик отнюдь не чувствовал себя скованно. Объяснил благожелательно, что он на бюллетене, вот решил воспользоваться и развеяться.
Ходоров уточнил:
— У вас и профсоюз есть?
— А как же, — ответил тот. — Относимся к профсоюзу работников коммунальных предприятий.
ebooksa