Мы с Чаком частенько сиживали вечерами за кружкой пива и обсуждали инженерные проблемы, дела фирмы и все остальное. Поначалу его заинтересовало то, что я был из «спящих». Я заметил, что «спящие» у многих вызывали нездоровый интерес, словно мы были какими-то уродцами. Поэтому в разговоре с незнакомыми людьми я избегал упоминать об этом. Чака же привлекал сам факт прыжка во времени, и он очень хотел услышать, как выглядел мир до его рождения, из уст человека, для которого далекое прошлое было в полном смысле «вчера».
В свою очередь, он охотно критиковал зревшие у меня один за другим замыслы новых машин. На поверку оказывалось, что они безнадежно устарели… в 2001 году от Рождества Христова. Под его дружеским руководством я быстро наверстывал упущенное и становился современным инженером.
Как-то теплым апрельским вечером я начал обрисовывать ему в общих чертах свою новую идею – автоматического секретаря. Он прервал меня и спросил озабоченно:
– Дэн, ты занимался разработкой на службе?
– Вообще-то, нет. А что?
– Что говорится в твоем контракте?
– Контракте? Да у меня нет никакого контракта. Куртис внес мое имя в платежную ведомость. Галлоуэй напустил на меня фотографа да еще какого-то писаку. Тот долго ходил за мной и изводил идиотскими вопросами. Вот и все.
– На твоем месте, приятель, я бы ничего не предпринимал, пока не выяснил, на каком ты свете. Ты придумал и в самом деле что-то новое. И я думаю, ты сможешь заставить эту штуку работать.
– Над этим я еще не задумывался.
– Отложи работу на время. Ты ведь знаешь положение дел на фирме. Она процветает и выпускает хороший товар. Но все новинки последних пяти лет фирма производит по закупленным лицензиям. Я не могу пробить ни одной новой идеи – на пути у меня стоит Мак. Но ты можешь обойти Мака и пойти прямо к боссу. Так что не спеши, потому как, кроме своей ежемесячной зарплаты, ты больше ничего за это не получишь.
Я последовал его совету. Продолжал работать над проектом, но все чертежи сжигал. Мне они были ни к чему – я помнил их наизусть. Виноватым перед фирмой я себя не чувствовал: меня наняли не как инженера, а как рекламный манекен для Галлоуэя. Когда из меня как из рекламы выжмут все, что можно, мне сунут в зубы месячную зарплату, выразят искреннюю благодарность и выставят за дверь.
Но к тому времени я должен снова стать настоящим инженером, способным открыть собственное дело. Если Чак согласится рискнуть, я возьму и его.
Джек Галлоуэй не стал размениваться на газеты – он начал проталкивать историю обо мне в толстые общенациональные журналы. Он хотел, чтобы «Лайф» дал целый разворот и увязал публикацию с материалами тридцатилетней давности о первой модели «Горничной». «Лайф» наживку не заглотнул, но Галлоуэй закинул удочку в других местах, и кое-где клюнуло. Там его статью разместили в блоке рекламы.
Я начал подумывать, не отпустить ли мне бороду. Потом решил, что меня все равно никто не узнает, а если и узнают – мне-то что до того?
На мое имя стало поступать множество идиотских писем. В одном из них мне обещали, что я буду поджариваться на вечном огне в аду за нарушение предначертания Божьего. Письмо я выкинул, а про себя подумал: если бы Бог захотел воспротивиться тому, что со мной произошло, он не допустил бы самой возможности погружаться в «холодный сон». Иначе бы я не стал суетиться.
Во вторник, третьего мая 2001 года, мне позвонили.
– На проводе миссис Шульц, сэр. Соединить?
Шульц? О черт, я же обещал мистеру Дафти, когда мы созванивались с ним последний раз, что разберусь с ней. Но все откладывал, потому что особого желания у меня не было. Я почти не сомневался, что она одна из тех сумасбродок, которые пристают к «спящим» с дурацкими расспросами.
Мистер Дафти говорил, что с тех пор, как я в декабре выписался, она звонила уже несколько раз. В соответствии с правилами храма ей не давали адреса, но соглашались сообщить мне о ее звонках. Что ж, придется поговорить с ней: я в долгу перед Дафти.
– Соедините меня с ней.