Алиса прямо корчилась от смеха.
– Вроде бы Баловни должны были визжать от восторга. Но увы… Хитроумный Мэрад поместил нимбы в таком месте, что Баловням приходилось вставать всякий раз, когда они хотели продемонстрировать свою святость.
Но представь себе, эти тупоголовые Баловни отказываются признать, что Мэрад наказал их. Наоборот, они без конца хвастают расположением своих нимбов и даже пытались как-то заставить всех носить подгузники. Дескать, подгузник для истинно верующего в Мэрада такая же неотъемлемая часть одеяния, как тюрбан или феска для последователей Мухаммеда. На самом деле они просто не хотели выделяться. Не потому, что им претит святость, а потому, что, завидев подгузники Баловней, все сразу вспоминают об их недуге.
От смеха на глазах Алисы выступили слезы.
Я же не видел никаких причин для веселья, о чем и не преминул ей сообщить.
– Ты не понял, Темпер, – сказала она, захлебываясь от хохота. – Баловни в любую минуту могут избавиться от своего недуга, стоит им только помолиться Мэраду. Но им гордость не позволяет. Они продолжают настаивать, что это не болезнь, а знак высшего расположения Быка. Они страдают, но им это нравится, понимаешь? Так же, как Плаксе нравится сидеть у могилы жены – словно это удержит ее под землей – и сокрушаться о своей судьбинушке. Он и ему подобные не откажутся от своего наказания ни за что на свете. В прямом смысле слова.
Она опять захохотала. Я привстал, схватил ее за плечи и притянул к себе, чтобы понюхать, не несет ли от нее перегаром. Нет, Пойлом не пахло. Значит обычная истерика.
Для того чтобы привести в чувство истеричку, нужно просто влепить ей пощечину. Молча. Но Алиса, как всегда, все испортила: взяла и влепила пощечину мне. Молча. Как ни странно, истерика все равно прекратилась. Алиса перестала смеяться и уставилась на меня.
– За что?! – схватился я за пылающую щеку.
– За то, что приставал ко мне.
Я был так обескуражен, что не нашелся, что сказать:
– Да я… просто… Я…
– Руки не распускай! – рявкнула она. – Не принимай мою симпатию за проявление любви. И не думай, что если эти наклюкавшиеся Пойла шлюшки вешаются тебе на шею, то и я потеряю голову.
Я лег, отвернулся от нее и закрыл глаза. Но заснуть не мог. Я думал о несправедливой пощечине и все больше свирепел. Наконец, не выдержав, я рывком сел и, кипя от возмущения, глухо произнес:
– Алиса!
Очевидно, ей тоже не спалось. Она тут же приподнялась и воззрилась на меня своими очами:
– Что такое?
– Забыл вернуть тебе должок, – сказал я и влепил ей пощечину.
Затем, даже не взглянув на произведенный моей оплеухой эффект, лег и опять повернулся к Алисе спиной. Надо сказать, что примерно минуту я лежал готовый к тому, что она вцепится мне в спину ногтями.
Но ничего подобного не произошло. Сначала повисла напряженная тишина, потом послышалось прерывистое дыхание, сопение, всхлипы и – под конец – рыдания.