Не будь положение так серьезно, я, наверное, посмеялся бы над собой. Мог ли я предположить, что наступит день, когда у меня начнут расти волосы и прекрасная девушка признается мне в любви, а я, узнав об этом, стану скакать от радости?
Впрочем, в следующее мгновение я таки подскочил. Но не от радости. За моей спиной раздалось ржание. Сомнений не было – осел. Заметавшись, я увидел, как, блестя золотом в свете факелов и луны, прямо на нас галопом несется Поливайнозел. Народ с воплями расступался перед ним, но топот копыт заглушал даже эти вопли. Осел нагонял нас, дико крича на ходу:
– Что теперь, человече? Что теперь?
Он почти схватил меня, но я рывком распластался на земле, и осел, не сумев затормозить, пронесся мимо. Он еще пытался удержать равновесие, но Алиса подтолкнула его, и Поливайнозел врезался в толпу, сминая бутылки, корзины с фруктами и клетки с живностью. Поднялась суматоха, зазвенело стекло, завизжали женщины, закудахтали выпорхнувшие из сломанных клеток куры – Поливайнозела похоронила куча-мала.
Мы с Алисой продрались сквозь толпу, свернули за угол и помчались вниз по Вашингтон-стрит. Эта улица шла параллельно Адамс-стрит, и народу здесь было гораздо меньше, но мы кое-как схоронились в толпе.
Вдруг впереди, примерно в квартале от нас, вновь послышались вопли осла:
– Что теперь, человече? Что теперь?
Я готов поклясться, что он скакал к нам, но вопли стали удаляться, а вскоре стих и стук копыт.
Тяжело дыша, мы с Алисой пошли вниз по Вашингтон-стрит. Трех мостов через Иллинойс как не бывало. Один из местных сообщил, что однажды ночью Мэрад спалил все мосты молнией:
– Чтобы не шлялись на тот берег почем зря, – объяснил он. – Видите, вся восточная часть Онабака теперь – священные владения Хозяина Бутыли.
Да, хоть Пойло и лишало местных жителей всех комплексов, тем не менее привычку трепетать перед богами оно, похоже, пощадило; чем иначе объяснить тот факт, что боги владеют огромными богатствами, присвоенными у народа, а сам народ вполне доволен тем, что ниспошлют жрецы.
Выйдя к Главной улице, которая упиралась прямо в реку, мы решили как-нибудь устроиться на ночлег. Мы еле держались на ногах, и если сейчас не поспать немного, то вряд ли нам справиться с предстоящей тяжелой работой.
Однако прежде мы все же решили взглянуть на Фонтан. Так называлась тонкая струя Пойла, бившая из горлышка Бутыли, зарытой на вершине холма на противоположном берегу. Струя, не рассыпаясь, падала прямо в середину реки. Водяная арка, освещенная луной, переливалась всеми цветами радуги. Не знаю, как был устроен фокус со струей, но более яркого зрелища мне видеть не доводилось.
Поразмыслив немного, я пришел к выводу, что струя не рассыпается скорее всего из-за некоего линейного поля, которое заслоняет ее от всех ветров. Так или иначе, но благодаря струе можно легко добраться до Бутыли. Надо просто следовать за ней, и она сама приведет к источнику. До Бутыли, наверное, мили полторы, не больше. Я заберусь на холм, разобью Бутылку – и конец могуществу Быка. А потом развалюсь себе на холме и буду смотреть, как морская пехота вступает в город.
Элементарно.
Порыскав по прибрежному парку, мы отыскали укромное местечко и улеглись. Алиса, прижавшись ко мне сказала:
– Дэн, я умираю от жажды. А ты?
Я сказал, что тоже очень хочу пить, но надо потерпеть. Потом осторожно спросил:
– Алиса, после того как ты возьмешь пробу Пойла – ты сразу вернешься в штаб?
– Нет, – ответила она, целуя мою грудь. – Нет. Я останусь с тобой. Хочу посмотреть, какие у тебя будут волосы – прямые или кучерявые. И не отговаривай меня.