В октябре 1958 года Хайнлайн попытался сесть за очередной подростковый роман – его героиней была Фрис Подкейн, марсианка, которая никогда не была на Земле. Роман медленно подползал к сотой странице, однако легкомысленные приключения юной особы не совпадали с настроем писателя.
«Прямо сейчас для меня самое неподходящее время начинать новый роман. Мне все больше и больше не нравится то, что сейчас витает в воздухе, и от этого мне крайне тяжело писать популярную фантастику…»
То, что витало в воздухе, побудило Хайнлайна решиться на поездку в СССР – ему нужно было наконец-то увидеть врага своими собственными глазами. Он отправил Вирджинию на курсы русского языка (в их семье лингвистом была она), а сам отложил рукопись о юной марсианке в архив и начал думать совсем в ином направлении – свобода и ответственность, гражданский долг и тому подобные вещи. Джон Кэмпбелл, отказавшись участвовать в движении «Лига Патрика Генри», объясняя Хайнлайну бесперспективность стандартных демократических процедур, заявил, что в самой сути демократии «есть нечто, что не позволяет ее лидерам принимать правильные решения». По-видимому, нужно было менять что-то в базовых основах демократии. Политическая и гражданская незрелость его профессиональных коллег (а также полная безответственность республиканцев перед лицом красной угрозы) с неизбежностью привела его к мысли об избирательном цензе. Демократия крайне неэффективна, но у человечества нет ничего получше на замену, поэтому нужно было попытаться как-то ее модифицировать.
Собственно, готовую схему он позаимствовал у древнегреческих полисов, где избирательным правом пользовались только граждане, готовые в любой момент вступить в ополчение. Позднее он вспоминал, что эту мысль его отец Рекс Ивар Хайнлайн вложил в голову маленького Бобби еще в 1912 году: «Лишь те, кто воевал за свою страну, достойны ею управлять». Разумеется, схема была не более чем мысленным экспериментом, способом поставить вопрос, а не готовым рецептом:
«Я не утверждаю, что эта система приведет к более эффективному правительству, и не знаю ни одного способа, как обеспечить „осмысленные“ и „взвешенные“ выборы. Но я рискну предположить, что эта вымышленная система даст результаты не хуже, чем наша нынешняя. Я, конечно же, не думаю, что существует даже отдаленная вероятность, что мы когда-нибудь примем подобную систему…»
Приравняв в своей аксиоме социальную зрелость с готовностью сражаться, Хайнлайн с неизбежностью вынужден был исследовать вопрос о войне, насилии и противоборстве как таковых. Проблема соотнесения личной и общественной морали и насилия достаточно сложна, но Хайнлайн разрешил ее как чисто биологическую проблему, заняв позицию наивного материалиста. В этом он очень сильно напомнил мне Ефремова, который столь же лихо «разъяснил» красоту биологической целесообразностью. В своем письме Теодору Старджону от 5 марта 1962 года Хайнлайн обозначил ключевую тему романа таким образом:
«…этот роман – исследование, вопрос о том, почему люди сражаются, исследуется как моральная проблема… я попытался ее проанализировать как писатель. Почему люди сражаются? Какова природа силы и насилия, этично ли их применение, и если да, то при каких обстоятельствах?
И я пытался выявить на основе наблюдений некую фундаментальную основу поведения человека, и я пришел к выводу, что единственная основа, которая не требует бездоказательных предположений, – это вопрос выживания как альтернатива невыживания в самом широком смысле этого слова. То есть я определил „моральное“ поведение как поведение, ведущее к выживанию… человека, семьи, племени, нации, расы.
Истинный этот тезис или нет, но он стал главной темой книги… и каждая ее часть, каждый эпизод исследует некие выводы или следствия из основной теоремы.
Морален ли призыв на военную службу? Нет, потому что моральные решения не могут быть определены законом. Вопрос о том, сражаться или нет, является личным моральным решением… И все прочее в этой книге основывается на этой единственной теореме…»
Роман был задуман в обычной скрибнеровской схеме бильдунгсромана, где герой:
а) покидает привычную социальную среду;
б) сталкивается с трудностями и узнает, как устроена жизнь, – не без помощи одного или двух наставников (людей Хайнлайна Третьего типа по классификации Паншина, таких как Джубал Хэршоу и другие);
в) самостоятельно делает какой-нибудь нелегкий моральный выбор;
г) в процессе становления приходит к осознанию предложенных писателем истин.
Как и «Скафандр», это был заход на второй круг, переосмысление прежнего материала. На этот раз пришла очередь «Космического кадета», поэтому пункты а) и б) были очевидны. С пунктом в) все было несколько сложнее. Если перед героем «Кадета» стоял нелегкий выбор – бомбить или нет родной город во имя мира на Земле, то перед героем нового романа стояла перспектива
Первым рабочим названием романа было «Shoulder the Sky» («Взвалить небо на плечи», «Подпирая плечом небо» или что-то в этом роде). Хайнлайн любил вставлять «Небо» в названия, у него есть «Фермер в небе», «Школа/Туннель в небе», «Сироты неба», «Лифт в небо» и тому подобное, а теперь в небе появилось «плечо». Само название происходит из стихотворения А. Э. Хаусмана:
Автор, конечно же, намекал на античного гиганта, удерживающего на плечах небесный свод. А для Хайнлайна это название дополнительно перекликалось с недавно вышедшей книгой… Нет-нет, это была не «Атланты держат небо», а «Атлант расправил плечи» Эйн Рэнд. «Shoulder» в названии естественным образом перерифмовалось в «Soldier», и аллегорическое «плечо» сменил вполне конкретный «солдат», потом слова поменялись местами: «Sky Soldier», затем «небо» сменило более пафосное «starside». «Звездный край/звездная сторона», однако, звучала как оппозиция «earthside» – земной стороне, и название несло противопоставление мира небесного миру земному. Так что позже Хайнлайн прикрутил пафос, сменив «starside» на «starship», звездолет. В редакцию роман пошел под названием «Starship Soldier» – «Солдат звездолета», или, если уж совсем по-русски, «Солдат войск космического базирования».
В отличие от всех предыдущих романов «Солдат» начинался с мощной экшен-сцены, где главный герой творит чудовищное насилие и разрушения. Тем самым писатель с ходу загонял читателя в шкуру героя, уже сделавшего свой моральный выбор, а не подводил к нему обычным методом последовательных итераций. Хайнлайн словно тестировал своих читателей, предпочитая отсеять убежденных пацифистов с первых же страниц. Возможно, в этом сказалось общее разочарование в людях после провала кампании «Патрик Генри». Как бы то ни было, здесь Хайнлайн впервые отошел от своей обычной линейной схемы сюжета, и это было отличное композиционное решение, заметно украсившее роман.
Подтверждение правильности выбора героя – и его зрелости, в конечном итоге, – неожиданно ложится на плечи его отца. Обычно Боб поддерживал противостояние главного героя родителям до самого конца произведения. На этот раз он заставил старшего пересмотреть свои взгляды, что также выбивалось из обычной схемы романов ювенильной серии. Видимо, разочаровавшись во взрослых, Боб рассчитывал на более здравый, незашоренный подход молодого поколения. Или на то, что сам ход событий лучше убедит его оппонентов, чем заявления и политические кампании. В финале романа отец и сын вместе уходят в бой, из которого, предположительно, не вернутся (Хайнлайн не написал этого в явном виде, но имел в виду, работая над романом). По признанию автора, он снова повторил эксперимент, проведенный, когда он работал над «Гражданином Галактики», – написал взрослый роман, слегка адаптированный для детей. «Это не подростковый, это „взрослый“ роман о восемнадцатилетнем парне. Я написал его, исключив всякую резню и постельные сцены, так что мисс Далглиш может предложить его в одном списке с другими моими книгами, но все же это не детская приключенческая история. На сей раз я следовал своей собственной теории, что интеллектуальная молодежь на самом деле интересуется серьезными вещами больше, чем их родители».