Любомысл, закрыл глаза и подрёмывал, решив положиться на молодцев. Они, конечно, не такие мастера как Прозор, но… но не хуже, просто опыта меньше.
Борко подставил лицо слабому ветерку, блаженно жмурился, радуясь, что саднящая боль в руке унялась; благодарил батюшку-лес за помощь.
А Добромил с Милованном затаив дыхание зорко оглядывали окружающий лес: смотрели и вглубь, и перебегали глазами на ближние деревья и кусты — не мелькнет ли где чуть заметная тень? Кто первый увидит Прозора?
Если бы не пофыркивание щипавших траву лошадей, то на месте остановки стояла бы мертвая тишина, и наверняка на лесную прогалину уже выскочил бы какой-нибудь зверек.
Но большие, может опасные животные, незнакомый запах и издаваемые ими фыркающие звуки заставляли обитателей этого места держаться в стороне.
Венды чувствовали, что лес вокруг них ожил, он полон лесными жителями и на них смотрят десятки любопытных глазенок. Не то, что ночью, у Древней Башни, когда казалось, что окрест страшного места все вымерло.
Солнце позолотило верхушки сосен. Прозрачное, без единого облачка небо сулило чудесный, и, может даже, более теплый день, чем вчера. За ночь нежная зелень исчезла, всё буйно пошло в рост, и сейчас деревья были окутаны плотным лиственным убранством.
Прозор появился так же неожиданно, как и исчез. Добромил и Милован переглянулись, а Любомысл только досадливо крякнул, когда сзади, чуть ли не в ухо прогудел знакомый басовитый голос:
— О чем грустишь, старче? Что нос долу смотрит?
— Ну тебя! Так ведь и помереть недолго — от твоей внезапности! Дремал я, вот носом и клевал. Не выспался, сам знаешь… Откуда взялся? Тебя ведь, вон, — Любомысл кивнул на Милована и княжича, — ясноглазые отроки высматривали. Я думал, в листве дыры пробуравят своими очами.
— А это я на всякий случай молодым показал, что когда в дозоре стоишь, надо не только в оба глаза смотреть и в оба уха слушать. Для службы, да и для охоты этого маловато. Надо нутром чуять, что вокруг тебя творится. Ну-ка, молодцы, сознавайтесь — кто знал, что я к Любомыслу крадусь?
И Милован, и Добромил сознались, что не видели, не слышали, и даже нутром не чуяли Прозора. И вообще — он ничем не хуже давешнего морока: может с любым наважденьем на равных посостязаться… если желание возникнет.
Борко улыбнулся:
— Я знал, что ты идешь, только не говорил. Я тебя верховым чутьем учуял. Ветерок запах донес — от тебя зимовьем пахнет. Тебе надо было с подветренной стороны заходить.
Прозор расхохотался, вскочил на жеребца и тронул повод.
— Ну вот, теперь можно и дальше путь держать — моя душа спокойна.
— Отчего спокойна? — поинтересовался Любомысл. — Оттого, что Борко тебя учуял? Или вызнал, что хотел? Ты зачем возвращался? А, Прозорушка?
А меж тем улыбка сошла с лица предводителя. Помрачнев, великан неохотно пробурчал: — Зачем, зачем… Затем, что говорил я вам — не по нутру мне этот Витольд! И вообще — я вестфолдингов не люблю. Как только вспомню, что они и Триград захватить хотели, и десять лет назад дикарей на наши леса вели, так внутри все закипает. А особливо Витольда не выношу! За жестокость, за то, что кровь любит. Дай ему волю, он бы в крови поласкался, да пил ее по утрам, вместо кваса. Знаете, еще один дар у меня есть: если неладное чувствую, то виски начинает ломить — сил нет! И пока не вызнаю, в чем дело, на верный путь не встану, боль не отпустит. Я к ней прислушиваюсь. Вот и сейчас, только от зимовья отъехали, так она в виски как саданёт! Да, думаю, что-то не так, вернусь-ка, гляну.
— И что же? — спросил Любомысл.
— А вот. Посмотрел, куда викинги направились. Точно ли, к Древней Башне, к Велиславу на выручку, или еще куда…
ebooksa