Дубыня с упоением внимал словам русалки. Все, что связано с лесом, для него было сродни ставленым медам, коими он порой согревал свою душу. Лицо лешего расплылось в широкой улыбке. Выпученные глаза затуманились. Слушал бы, да слушал! А Ярина меж тем продолжала:
— У меня, Дубыня, на дне озера свои цветы растут. Подводные. Я за ними ухаживаю. Поливать не надо, — улыбнулась она, — а вот сгнившие листки общипать, любопытных рыбёх отогнать — преграду им сделать, чтоб не пожрали, это надо! Жаль, что ты глянуть не можешь, как они красивы! Эх, видимо не русалкой мне на роду быть написано — а лешачихой! Или хитрой лисонькой по лесам скользить, волков да беров дурить. — Ярина тряхнула хвостом темно-рыжих волос. Они у нее и взаправду были как у мудрого лесного зверя — лисы: шелковистые, с багряным отливом,
— А почему нам не рассказала, что вдоль ручья увидела? — надулась Белана. — Я бы венок сплела.
Ярина развела руками. Забыла как-то. Беланка в то утро еще спала, а Веллы с Русавой тогда в озере не было. Уплыли куда-то. А потом за хлопотами и забылось. Если бы леший сейчас о ручье не заговорил, она б и не вспомнила.
— Замаялась, а потом запамятовала. Вы уж не обессудьте.
— А ты видела, откуда ручей начало берет? — спросил леший. — Дальше пошла?
— Нет, а что?
— Вверху стоит колодезь, вот этот ручей из него и вытекает! Такие колодцы в миру зовут древними. Слышали о них? Есть колодцы, остатки дорог, строения разрушенные? Их зовут древними. А дальше этого колодца проходит Древняя Дорога. Не ходила по ней?
— Нет, дорогу не видела, — с сожалением ответила Ярина. — Но вот под водой этих древних остатков видимо-невидимо! Видел бы ты, сколько их в морях. А в океане, где глубь и простор, так вообще глаза разбегаются! Остатки городов, крепостей… И в реках встречаются. Даже в Ледаве кусочек Древней Дороги есть. Только куда она ведет — непонятно. А что?
Леший, слушая русалку улыбался и кивал. Все верно, и на суше и под водой есть остатки неведомо чего. Может, старшие боги и знают, что это такое, но вот для них эта тайна скрыта. Пока скрыта…
— Я тоже как-то раз забрел в те места. Прошел вдоль ручья наверх. И разноцветье видел. А вот дальше… Тогда там никакого колодца не было. Только туман клубился на конце дороги. Тихо так, почти незаметно. Я хотел дальше пройти, в туман зашел. Да не тут-то было! Только я в него сунусь, как неведомая сила меня вспять выталкивает! Это меня-то, хозяина леса! Я снова в туман полез. Да вот никак не совладать с той силой! Я туда — меня обратно! Стою у края, топчусь. Ладно, думаю, — все равно я туда пройду, совладаю с этой силушкой. Не сейчас — так потом. Вернулся я в те края следующей весной. Глядь, а у дороги этот колодец стоит! Почти у самого конца! Откуда взялся? Покумекал, лес оглядел — и понял! Туман вглубь отступил, кусочек леса очистился, и колодезь виден стал. Ну, думаю, надо все осмотреть! Вдруг, снова этот туман наползет и обратно его скроет. Из колодца ручеек вытекает, и дальше к озеру бежит. Вдоль ручья травы разные, которым не время щас цвести. Стал я их осматривать да дивиться. И тут — глядь! Вижу у самого колодца средь знакомых трав, какая-то необычная растет! Что за диво? Я, как и ты, Ярина, тож люблю всякие растеньица сберегать. И у меня есть потайная полянка, от людского и иного взгляда скрытая. Можно хоть сколько рядом с ней ходить, а вовек не увидишь! На ней всякие диковинные травы растут. Те, что в моем лесу редки. Стал я приглядываться к этому растеньицу. Деревцо — не деревцо; кустик — не кустик. Не понять — что. Но с деревом больше схоже. Совсем как большое: только на нем все мелкое — листочки, веточки. А меж листочков большая ягода висит. Красная, с боков сдавленная. Будто камень-голыш, что на морском берегу лежит. Я такого дива не видывал! И в нашем лесу такого отродясь не водилось! Откуда? И тут меня осенило! Не иначе, думаю, растеньице с той стороны, что за туманом лежит! Он-то отступил, ведь колодезя-то этого не было раньше! Решил я ту диковину быстрее выкопать, на свою полянку перенести, да там и посадить. Подальше от того места: вдруг туман снова наползет, колодец скроет, а с ним и растеньице это — диковинное. Стал подкапывать его, с бережением да опаской. Чтоб не повредить корень, что его питает. И вдруг пальцами натыкаюсь на что-то жесткое, будто камень. Рядом с корнем твердь эта, неглубоко. Сначала осторожно деревце выкопал. Ну, русалочки, диво! Чудо чудное мне попалось! Корень у деревца с пол-локтя, золотинками отблескивает и совсем как человечек! Маленький, смешной! Все у него есть: и руки с пальчиками растопыренными, и ноги, и голова. Приглядишься, вот уши, вот нос, только что губами не улыбается! И тут меня как пробрало! — Тут Дубыня выкатил свои выпученные глаза еще больше. Наверно, чтоб русалки прониклись. — Из земли его вынул, а он орать стал! Да пронзительно! Рот разевает, ручонками машет. Я оторопел, а потом смешно стало. Думаю — вот диковинка-то. Завернул его в тряпицу, ее в ручье смочил, чтоб не увял корешок этот крикливый. Стал дальше копать, посмотреть надобно, что с диковинным растеньицем еще зарыто. И отрыл я ларец. Тоже чудной. Я сначала и не понял, что он деревянный. Тяжелый, твердый как камень. Теплом как от тополя веет. Желтый, с черными прожилками, и ни царапины, ни червоточины. Земля к нему не липнет. А на солнце блестит! Ой-ей-ей!.. Лучи в боках сверкают, аж глаза слезятся! Схватил я эти диковины и к дому без оглядки! Любопытно, нетерпение жжет! Деревце это, дивное, сразу ж на своей полянке высадил. Все как полагается, сделал: в тени под березой, и в мокром месте. Как оно у колодца росло. А ларец домой, не мешкая!
Дубыня перевел дух и с торжеством оглядел русалок. Мол, как вам история? А ведь это только начало! Белана слушала, чуть приоткрыв рот. Да и у Веллы с Яриной глаза поблескивали.
— Вот, принес ларчик домой. А отворить-то его не могу! Он как зачарованный — нигде щелочки не видно. Кусок дерева и все! И так его крутил, и этак, — все без толку! И вещует мне что-то, что и не разрубить его, и не распилить, и не разбить. Напраслина выйдет. Тогда думаю, а к чему рядом с этим ларцом то чудное деревце, красноягодное, росло? Понес ларчик на поляну. И вернà моя догадка оказалась! Сразу же щель обозначилась, как у растеньица его поставил. Тут же без помех его и открыл. Выходит, что ключик к ларцу — деревце то чудное: золотой корень. А в ларце книга ветхая лежала, вот эта шапка — что на мне, и листы черные — непонятными знаками испрещенные.
Леший обвел русалок горящими глазами. Он торжествовал. Еще бы, такие истории не каждый день расскажешь. Не будешь же это говорить где-нибудь в корчме, да неразумным людям. За безумца примут — хмельного упившегося. А тут свои — младшие боги.
— Что за шапка, я быстро сообразил, а вот с книгой да листами сложнее вышло…
— А что за шапка-то такая? — спросила Ярина. — Драная, страшная… Мех вытерт. Что за зверь — непонятно. Да и носить ее сейчас — жарковато будет! Твоей шапчонкой только пугать хорошо. Для этого носишь?
Дубыня усмехнулся. Напугать он и без шапки кого угодно сумеет. Не для того он ее носит, хоть Ярина и права — уж больно она жаркая.
— Нет, девушка! Не для того я ее ношу, не для испуга. Шапка эта, хошь что невидимым сделает. Надумаешь — живого зверька под нее упрячь, а то и человека. А понадобиться, так и пень трухлявый иль камень безмолвный скроет! Глядите!
Леший развернул свою затасканную шапку задом наперед и пропал, будто растаял. Наступила тишина. Ни шороха, ни звука рядом. Лишь вдалеке плеснула мелкая рыбешка. Русалки переглянулись. Отводить глаза они умели и сами, но вот чтобы с ними проделали что-то подобное — такого не бывало!
— Ау-у-у… — певуче протянула Белана, пристально смотря на пень, где только что сидел леший. — Дубыня, женишо-ок?! Ты где?
ebooksa