Доктор смущенно посмотрел на фотографию и ответил:
– Не знаю. Смотря, кого ты имеешь в виду. Это мы с Любашей в Бриндизи, на юге Италии. Как сейчас помню. В то воскресенье у меня не было денег на водный мотоцикл, но ей я сказал, что она слишком плохо себя ведет, и развлечений на этих выходных не заслужила.
Даня попытался ухватить снимок пальцами правой руки, но тот выскользнул и упал на загипсованную грудь.
– Но-но, – весело воскликнул доктор, сцапав фотографию. – Это я оставлю себе, – он засунул снимок обратно в карман. Пока Даня искал подходящие слова возмущения, Блюмкин достал еще одну бумажку, сложенную вдвое, и развернул ее у Дани перед носом. Это была вырезка из какого-то журнала. Не слишком хорошего качества, но цветная. На ней был запечатлен кадр из их недавнего шоу: Даня стоит на четвереньках возле раскрытого длинноногими киевлянками футляра контрабаса, а на огромном экране над ними – выхваченное телекамерой безмятежное лицо Русалочки…
– Сердце подсказывает мне, Даня, что мы еще встретимся с ней.
– Вы так думаете, док? – встрепенулся Даня и пару раз попытался схватить бумажку, но доктор, играя с ним «в собачку», резво отдергивал ее.
– Посуди сам, – почти торжествующе говорил он при этом, – ее тело нетленно. Вокруг нее была устроена политическая шумиха. Ее, как мученицу, выставили напоказ перед телезрителями. Обо всей этой истории не перестает трещать киевская пресса… Она не может просто исчезнуть!
– И мы… Мы снова отправимся…
Блюмкин нахмурился.
– Это настолько опасно, что я бы предпочел пока даже не задумываться над этим. Даня разволновался.
– Доктор, – забормотал он. – Док, пообещайте мне…
Блюмкина спасла вошедшая с подносом Маша. Он сделал вид, что поправляет подушку, а сам запихал вырезку Даниилу в наволочку. Потом они выпили. Даня тянул напиток через соломинку, а доктор предпочел выпить стоя. Затем он бодро пожелал Даниилу выздоровления, пообещал зайти попозже и уковылял обратно в номера, работать над заказанным «Paris Soir» материалом.
Оставшись наедине с фотографией, Даниил Сакулин почувствовал, что хочет поспать. Закрыл глаза и представил, что Русалочка лежит рядом и обнимает его. Но боже! Рука ее тепла. Так, будто нагрелась возле камина. Или после ванной. Это рука какой-то живой девушки. Девушки, с которой доктор сидел на террасе. Девушки, которую сам он живой никогда не видел, но ради которой готов был вновь пробраться в Киев. Даня почувствовал эрекцию, поднял свою слабую руку и попытался сжать пальцы в кулак, но гипс ему этого не позволил.
– Бесполезно, – констатировал он и тяжко вздохнул.
Семь недель длилось их больничная эпопея. Доктор писал свою статейку, мысли его разрастались, как дерево, приобретали все более и более философский оборот, пока, наконец, он не осознал, что уходит с головой в полномасштабный трактат о России, и о ее связи с Космосом. Даня быстро шел на поправку. Однажды вечером, когда беженцы обедали в ресторанчике, располагавшемся в отеле, где поселился доктор, к их столику подошел большой человек в клетчатом костюме.
– Боже мой! – сказал он, пялясь на Блюмкина. – Неужели это действительно вы?
Здоровяк обратился по-русски и очень по-свойски. Одет он был модно, но в тоже время как-то неопрятно. На шее его красовался шелковый бант. Он был умеренно пьян и держался непринужденно. Лицо с торчащими в стороны усами и плоскими широкими зубами выдавало в нем балагура. Даня с Машей смотрели на доктора и ждали его реакции.
– Простите, не припомню, – сказал тот сдержанно.
– Ну, конечно! – воскликнул человек. – Откуда же вам меня помнить? Если я не ошибся, вы – доктор Блюмкин, а это ваши спутники со станции «Русь»?
– Верно, – так же сдержанно ответил доктор.
ebooksa