«…что-то не так?..» – пришла тревожная мысль.
– Дружище, – торжественно заявил Лазарус, – не знаю, что ты задумывал, но вышло просто здорово!
В мозг его вторглась теплая волна удовольствия.
«…попробуй с другого дерева…»
Лазарус осторожно попробовал, – похоже, на сей раз это оказался свежий ржаной хлеб с маслом, хотя и с неизвестно откуда взявшейся примесью мороженого. Он нисколько не удивился, получив с третьего дерева нечто, имевшее в роду как грибы, так и зажаренный с корочкой стейк.
«…мы почти полностью использовали твои мысленные образы… – объяснил его спутник, – …они намного сильнее, чем у любой из твоих жен…»
Лазарус не стал тратить время на объяснения, что он не женат.
«…у нас пока не было времени воссоздать внешний вид и цвет из твоих мыслей… – добавил коротышка, – …насколько это для тебя важно?..»
Лазарус серьезно заверил его, что на самом деле совсем не важно. Вернувшись на базу, он с немалым трудом сумел убедить остальных в серьезности своего рассказа.
Одним из тех, на кого положительно повлияла новая непринужденная обстановка, стал Слейтон Форд. Пробудившись от анабиоза, он, похоже, не ощущал никаких последствий своего нервного срыва, за исключением одного: он ничего не помнил о том, что случилось с ним в храме Крила. Ральф Шульц счел это здоровой реакцией на пережитое и перестал считать его своим пациентом.
Форд выглядел помолодевшим и счастливым. Он больше не занимал никакой формальной должности среди семьян, – собственно, руководства как такового не было вообще; Семейства жили на благосклонной к ним планете в условиях веселой беззаботной анархии – но к нему по-прежнему обращались по его титулу и продолжали воспринимать как старшего, прося у него совета и ссылаясь на его мнение, наравне с Заккером Барстоу, Лазарусом, капитаном Кингом и другими. Семейства мало обращали внимания на календарный возраст – у близких друзей он мог различаться на сто лет. Форда многие годы воспринимали как опытного администратора – и теперь продолжали относиться к нему как к старшему, хотя две трети семьян были старше его самого.
Бесконечный пикник затянулся на недели и месяцы. После долгого пребывания взаперти в корабле, во сне или за работой, искушение устроить себе длительный отпуск было слишком велико, и ничто не могло этому помешать. Еда в изобилии росла прямо под рукой почти повсюду, в многочисленных ручьях текла чистая питьевая вода. Что касается одежды – ее вполне хватало для каждого, кому хотелось одеваться, но потребность эта носила скорее эстетический, чем утилитарный характер; райский климат делал одежду столь же бессмысленной, как и купальные костюмы. Те, кому нравилась одежда, продолжал ее носить, но большинству вполне хватало браслетов, бус и цветов в волосах, к тому же те не доставляли особых проблем, если кому-то хотелось поплавать в море.
Лазарус, однако, не расставался со своим килтом.
Уровень культуры и развития коротышек трудно было сразу понять из-за их своеобразных обычаев. Поскольку у них отсутствовали признаки высоких научных достижений в земном смысле этого слова – ни больших зданий, ни сложных механических транспортных средств, ни мощных энергостанций, – легко было принять их за детей матери-природы, живущих в саду Эдема.
Но над водой видна лишь одна восьмая часть айсберга.
Коротышки намного превосходили колонистов познаниями в естественных науках. Они с вежливым интересом осматривали корабельные шлюпки, ставя в тупик своих гидов вопросами о том, почему то-то и то-то делается так, а не этак, – причем становилось очевидно, что им известны намного более простые и действенные технологии, непонятные земным специалистам.
Коротышки прекрасно разбирались в технике и во всем, что было с ней связано, но практически ею не пользовались. Для связи та им по очевидным причинам не требовалась, как и для транспорта (хотя здесь причина пока что была не вполне ясна), да и вообще они не особо нуждались в каких-либо машинах. Но когда у них возникала необходимость в некоем механическом устройстве, они оказывались вполне в состоянии изобрести его, построить, использовать один раз, а затем уничтожить, действуя с недостижимой для людей согласованностью.
Но больше всего потрясало их превосходство в области биологии. Коротышки мастерски владели искусством манипуляции живыми организмами, за несколько дней создавая растения, плоды которых воспроизводили не только вкус, но и питательную ценность привычной для людей еды. Для них это было вовсе не чудом, но рутинной работой, с которой мог справиться любой их биотехнолог, причем намного проще, чем земной садовод, пытающийся вывести цветы определенной окраски или формы.
Методы их, однако, отличались от тех, что использовали земные селекционеры. Объяснить суть этих методов им, однако, никак не удавалось – они попросту заявляли, что «придумывают» растению нужную форму и разновидность. Что бы они под этим ни понимали, не возникало никаких сомнений, что они в состоянии взять саженец любого растения и, даже к нему не прикасаясь и вообще никаким видимым образом на него не воздействуя, заставить его расцвести и созреть в течение нескольких часов, причем с новыми чертами, отсутствовавшими у его предшественников… после чего оно нормальным образом размножалось.
Коротышки, однако, отличались от землян не только своими научными достижениями. Главное различие состояло в другом.
ebooksa