Фантом. Повести и рассказы

— Эту девчонку и сам никогда не трону, и никому в обиду не дам. А почему хожу к ней — не вашего ума дело.

Честно сказать, я и сам не знаю, чем она меня взяла. Запала в душу, и все. Мне от нее ничего не надо — мне важно, чтобы она просто была. Ну, жила, существовала… И чтоб иногда поднимала глазки свои, глубокие, темные, на меня и смотрела. Она просто смотрит. Смотрит и молчит. Только у меня от ее взгляда мурашки по коже: есть в этой невзрачной девчонке что-то такое, чего никогда ни во мне, ни в Нунки, ни в Селене с Лилиан не будет, но что всем нам нужно позарез… Не могу объяснить! В общем, мне надо, чтобы не пропала она Трущобе, чтобы, раз уж появилась, жила с нами, и все! И чтоб ее никто не обидел, чтобы хорошо ей было…

Я поэтому и решил ее сегодня развлечь, на дискотеку повел.

Она сначала ни в какую не соглашалась. А я ей:

— Не бойся, Антарес, — говорю, — с Люкой тебя ни один гад не тронет! А там цветомузыка, толпа! Весело! Ты же музыку, наверно, сто лет не слушала!

Вот это дело решило: по музыке она соскучилась. Гляжу, засомневалась, а потом оглядела себя и тихо так говорит:

— Ладно, Люка, я бы пошла, только в таком виде меня, наверно, не пустят…

Я только засмеялся. Она не знала порядков Трущобы! В Ангар можно хоть в скафандре водолаза прийти, да еще пьяным, да с топором в руке — никто слова не скажет. Но дело-то, конечно, не в этом: можно или нельзя, пустят или нет. Она хорошо выглядеть хотела! А вот комбинезончик драный, что на ее фигурке вечно болтался, давно на помойку просился. Но кроме него надеть Антарес нечего было, это я давно понял.

Ну, есть в этой жизни проблемы у Бура. Есть. Да мало найдется таких, что он бы решить не смог.

— Будет, — говорю, — тебе одежда!

И потащил девчонку — почти силой потащил! — от этой грязной пещеры, бывшей станции метро, через которую она под землю спускалась, к себе домой. Повел я ее на всякий случай не напрямик, а окружной дорогой, что мимо пустырей идет. И потопали мы по Кривому Стоку, по Грелке, по Стройке — по улицам нашим вонючим, на которых ступить негде: либо в собачье дерьмо вляпаешься, либо в блевотину, либо в дрянь, какую из окон вываливают, — к конуре, в которой моя семья жила.

Антарес, я заметил, пока шла, все руку на боковой карман своего комбинезона накладывала. Как будто проверяла, на месте то, что там лежит, или нет. Но я не стал ее ни о чем спрашивать, мало ли какие у девчонки секреты. А вообще она больше по сторонам смотрела, на Трущобу, на срань эту Господню. Но я не удивлялся ее интересу, такому странному. Раньше ведь она редко из подземелья вылезала, да каждый раз вечерами темными: после закрытия рынка остатки гнилых овощей с лотков подбирала, горбушки хлеба с голубями делила. А теперь, когда вопрос с едой я решил, вообще наверху старается не показываться. Нельзя ей светиться на улицах — в таком жалком виде, в таком костюме — сразу же внимание муниципальной полиции привлечет. А если попадет в полицию — ей конец…

Но со мной по Трущобе и днем, и ночью гулять можно. Здесь сам железный порядок жизни Антарес от полиции защищает. Мало ли молодежных парочек по Трущобе ходят — разодетых в пух и прах, одетых кое-как и не одетых вовсе! И к парочке такой полицейскому подойти — это значит нарваться на крупные неприятности. Молодежь у нас долбанутая, это муниципалы хорошо знают. Сколько раз они пристанут к «влюбленным» — столько раз «влюбленные» их и пошлют по матери. А будут упорствовать стражи порядка — им на голову кирпичи повалятся с крыш, или компания «долбанутых» ниоткуда вдруг подвалит и начнет кастетами махать… С парочками в Трущобе лучше не связываться. Двое — это сила. Если ты в паре — значит, местный, состоишь в группе таких же, как ты, за тобой банда друзей. И если Антарес со мной идет — значит она своя, законно здешняя. Муниципалы так, приблизительно, думают, и связываться не желают. А те, кто знает правду, — друзья мои, и враги тоже — давно сделали вывод, что у Люки немного с башкой не в порядке, раз с такой чувырлой худосочной ходит, и не пристают.

Антарес, наверное, все это понимает, она девочка умная. Поэтому и таилась, пока меня не узнала, так упорно; поэтому и шла сегодня со мной по Трущобе более-менее спокойно.

Правда, можно нарваться на наряд полиции Метрополии. С этими шутки плохи. Эти никаких парочек, никаких банд не боятся. У них особые привилегии — имеют, например, право стрелять на поражение в ответ на любое оскорбление словом. С копами Метрополии никто связываться не желает, и как только красные фургоны, в которых они ездят, показываются на улицах, одиночки, парочки, группы — все-все-все, да и муниципальная милиция тоже! — расползаются по темным углам. Но я знаю: по субботам Метрополия полицию к нам не посылает: бережет кадры. В субботу, в первый из двух выходных дней, Трущоба отрывается по полной — пьет, обкуривается, колется, танцует и блюет, и ей все по барабану. Год назад в такой вот день ребята из банды Хогана нанюхались кокаину, да и набрели на красный фургон. Полицейские глазом моргнуть не успели — ребята машину опрокинули, троих «стражей» придущили слегка, а потом к колесам фургона их привязали! Вот смеху было! Теперь копы ездят в Трущобу, пройдя курс подготовки спецподразделений, да еще берут с собой роботов-полицейских, оснащенными тяжелыми лучеметами. И навещают нас исключительно по будням. В выходные к нам — ни ногой…

Последние году они чаще появляться стали. И не с «точечными» постовыми проверками — целые облавы-осмотры устраивают, постоянно ищут «своих» преступников. «Своих» — это тех, кто в Метрополии убил кого-то, и в Трущобу по подземке ушел. Говорят, серийные убийцы их достали, маньков в мегаполисах много стало. Надо же… Сто лет назад отгородились от нас бизнесмены, финансисты, олигархи железными стенами, охранных киберов вокруг своих городов пустили: думали, жить лучше будут, если нас, кто работает на них, видеть не будут. Ан нет… Психов у них навалом, сексуальных маньяков и прочей человеческой дряни. Нет им покоя… Рождаемость им приходится контролировать — мегаполисы-то не резиновые! Действуют они жестко: детей, рожденных без разрешения, от родителей забирают и… В общем, детишки эти становятся живыми носителями органов-трансплантантов. Содержат их в больницах-тюрьмах, растят, кормят хорошо, а как понадобится какому-нибудь больному богачу здоровая почка или сердце, — незаконнорожденных на операционный стол кладут. Понятно, для чего. Да… А если скрылся ребенок — ищут его, до посинения ищут. Неотвратимость наказания за преступление закона — превыше всего! Вся их подлая система на силе и упорстве полиции Метрополии держится…

Вот и Антарес — незаконнорожденная. Ее родители — богатые и умные люди были, могли многое в этой жизни сделать. Целых пятнадцать лет удавалось им свою девчонку от полиции в собственном доме скрывать. Воспитывали, холили, учили… Поэтому Антарес такая изнеженная и грамотная. Она много знает, только молчит все больше… Ее мать и отца сдал кто-то из их родни. Полиция дом окружила, отец стрелять стал, в ответ копы отряд боевых киберов на штурм пустили…. В общем, убили родителей девчонки. Но перед смертью успели они дочь свою в подземку спустить по давно вырытому под домом колодцу. Карту дали, рюкзак с вещами теплыми, провизией, фонарик… Все у них было предусмотрено для спасения дочки. А сами, значит, не спаслись… Или не захотели. Ну, Антарес под Метрополией пробралась в заброшенное метро Трущоб. Здесь, под нами, и осела, бедняжка. А там же, в тоннелях, психи… Говорят, они безобидные, и мрут, как мухи, но все-таки… Как она там с ними управляется?

Только зря полиция Метрополии своих маньяков у нас ищет. Я-то знаю: из подземки в Трущобу никто никогда из таких не поднимался. Говорят, что вся человеческая дрянь уходит из Метрополии дальше, на Север. Там из подземки есть ход в карстовые пещеры, в катакомбы. А уж по ним можно добраться до Нейтральных Земель. Там, вроде, нет никаких метрополий и трущоб, зато есть государство убийц, маньяков и садистов. «Вот оттуда, — говорят наши бабки-гадалки, — грядет Апокалипсис, все четыре его коня оттуда прискачут!»

Ну, дошли мы до моего дома — полуразваленной пятиэтажной панельной халабуды. Забрались по ржавой железной лестнице на третий этаж, я толкнул фанерную дверь — она сразу открылась: замки в Трущобе ни к чему, квартирным ворам здесь поживиться нечем, они в Метрополии промышляют.

Антарес испуганно застыла на пороге: