– Срань господ… хм… просто срань! – зашелся прапорщик Юбер. – Вы все сейчас же уйметесь, иначе, клянусь, вам мало не покажется!
В вагоне тубы, уносящем 78-е смешанное пехотно-кавалерийское подразделение к пункту назначения в одном из отделяющихся модулей корабля, гомон немного стих, однако после приказа о финальном развертывании сил люди были настолько возбуждены, что, к великой досаде прапорщика, стали практически неуправляемы.
Хотя время тянулось все медленнее, полет в конце концов завершился, и теперь «Святой Михаил» кружил на орбите в 450 километрах над поверхностью второй планеты альфы Центавра А.
Ее колоссальный диск отныне представлял собой единственное зрелище, которое можно было наблюдать с борта корабля. За несколько дней, прошедших до приказа о развертывании, у каждого была возможность наглядеться на поразительную картину нового мира.
Огромные пустынные пространства, иногда перемежаясь оранжевыми или алыми вкраплениями там, где облачные полотнища набрасывали тень на безводные котловины, окрашивали в насыщенный желто-охровый цвет бо́льшую часть поверхности планеты; горные цепи высоко вздымали свои пики, чья молочная бледность свидетельствовала о покрывающем их, несмотря на общую скудость воды, тонком слое снега. Единственной цветовой переменой в этом рыжем океане были зеленые борозды, словно следы неуверенных когтей, кое-где исполосовавших поверхность, указывая на зажатые в глубине долины, где царил умеренный климат и растительность, защищенная от безжалостного центаврийского солнца, смогла отвоевать себе право на существование. Тем не менее множество таких долин все-таки не устояло под напором пылающих лучей и в конце концов высохло, являя теперь ту же бесплодную картину, что и весь окружающий пейзаж, – извилистые шрамы, расползшиеся на сотни километров.
С такой высоты Акия Центавра представлялась гигантским шаром из продуваемого всеми ветрами пересохшего камня.
Неделю назад, когда корабль готовился к последнему сближению, всем пассажирам было приказано занять свои ячейки, чтобы компенсирующее поле обеспечило безопасность прохождения завершающей фазы торможения. Боковые реакторы «Святого Михаила» включились, чтобы развернуть корпус. Процедура долгая и деликатная, в конце которой снова пришли в действие Адовы Пасти – на этот раз, чтобы замедлить корабль. Маневр был выполнен успешно, а последующая корректировка траектории позволила вывести «Святого Михаила» на окончательную орбиту.
Комментаторы Интрасети воспели хвалу ватиканским инженерам. Эти самим Господом вдохновленные гении задумали, построили и отправили к звездам металлического левиафана, который на своем борту доставил миллион душ в расчетное время, то есть за двенадцать часов. Неопровержимый триумф человеческих технологий. Сумев вырваться из родного мира, люди совершенно недвусмысленно доказали собственное превосходство и подтвердили свои притязания на расселение по Галактике, с тем чтобы повсюду установить Dominium Mundi.
Следующие дни корабль гудел от бурной деятельности сотен тысяч мужчин и женщин, которые после долгого пути готовились к самой масштабной высадке в человеческой истории.
Подразделению Танкреда, как и всем остальным, следовало собрать и упаковать все свое оборудование, от одежды до оружия, от солдатских котелков до першей, от идентификационных жетонов до боевых экзоскелетов. Путешествие заканчивалось, и всем следовало бы испытать облегчение. Однако, как и при взлете, страх перед возможным провалом высадки сжимал сердце и комом лежал в желудке. Всем не терпелось покончить с опасностями спуска, а заодно как можно скорее оказаться в укрытии на случай молниеносной атаки атамидов – в укрепленном лагере, достойном этого названия.
Когда из громкоговорителей в коридорах «Святого Михаила» прозвучал долгожданный приказ о развертывании сил, отовсюду, приветствуя окончание невыносимого ожидания, разнеслись крики радости.
Вагон, перевозящий 78-е смешанное подразделение, выскочил из длинной тубы – что и объясняет прозвище, данное этому транспорту, – идущей в высоте над Центральной аллеей, и прибыл на станцию назначения. Танкред встал и вышел на середину вагона, когда тот замедлил ход.
– Я знаю, что все вы на взводе и вам не терпится сесть наконец в посадочный модуль, – сказал он громким голосом, пока с магнитным шипением открывались двери вагона, – однако не заставляйте меня краснеть, вываливаясь, как орда мальчишек. Я хочу, чтобы вы появились перед диспетчерским пунктом в конце платформы, сохраняя строй и полный порядок! Не забудьте, что каждый должен отметиться в списке, представив свой мессенджер. Если вы этого не сделаете, то не сможете сесть в модуль и все подразделение будет вынуждено ждать, пока вы заново пройдете всю процедуру регистрации. А теперь все на выход!
Отряд задвигался и покинул вагон в относительном спокойствии, затем семьдесят солдат выстроились на платформе в затылок друг другу, лицом к контрольному пункту, где удивленная физиономия диспетчера показывала, что с самого начала высадки он видит первую дисциплинированную часть. Танкред оглядывал каждого из своих людей, проходящих перед ним. Когда настал черед Льето, тот на мгновение замедлил шаг и неуверенно улыбнулся Танкреду. Того внезапно охватил стыд за то, что после своего разжалования он держал молодого фламандца на расстоянии. Как и все, думая об ожидавшем их опасном маневре, метавоин испытывал определенное беспокойство, и мысль, что в ближайшие часы непредвиденный несчастный случай может унести их обоих и у него не будет времени снова сблизиться с Льето, сказать ему, что тот, конечно же, ничем не виноват в случившемся, вдруг показалась ему невыносимой.
Поддавшись порыву искренней дружбы, он положил руку на плечо Льето, склонился к его уху и шепнул:
– Вот увидишь, я уверен, что, когда мы окажемся на Акии, все станет как раньше. Мы снова будем как братья, ты и я.
Льето словно вдохнул свежего воздуха. Он выпрямился, и его робкая улыбка расплылась. Уловив всю силу чувства, овладевшего Танкредом, он понял, что отвечать ничего не надо. Не раздумывая он обнял друга за плечи, сграбастал его затылок в свою широкую ладонь и притянул к себе. Их лбы столкнулись с глухим стуком, и на несколько секунд они застыли, охваченные волнением. Услышав покашливание прапорщика Юбера, они осознали, что задерживают продвижение всей колонны. Смущенные солдаты смотрели в сторону. Немного застыдившись, но счастливые вновь обретенной близостью, они отстранились друг от друга, и Льето занял свое место в очереди, а Танкред, с суровым лицом, но облегченным сердцем, быстрыми шагами двинулся к контролеру.
Семь часов спустя все подразделения, которым предстояло высадиться на Акии Центавра, заняли свои места. Составляющие огромную армию крестоносцев мужчины и женщины, рассаженные двумя рядами спиной друг к другу и надежно упакованные в специальную амуницию, были размещены в гигантских герметизируемых кабинах. Ни один звук не нарушал мертвой тишины, царившей в кабинах, пока люди ждали начала обратного отсчета. Потом раздался сигнал, и мощный, но странный звук – как будто лопнула струна в исполинском рояле – распространился по всему кораблю, и тут же гравитационные арки отключились, чтобы позволить отделяющимся модулям отойти от судна.
Все почувствовали, как их тела приподнялись в пристяжных ремнях, а ощущение собственного веса исчезло. Потом мощный и жуткий щелчок заставил задрожать весь корпус, как если бы «Святой Михаил» столкнулся с каким-то массивным предметом. Последовал чудовищный металлический скрип, продлившийся несколько секунд, такой сильный и пугающий, что даже в рядах самых закаленных солдат раздались крики ужаса. Внезапно каждый ощутил нечто вроде
Так через неделю после выхода «Святого Михаила» на орбиту вокруг Акии восемнадцать фрагментов колосса покинули его, словно началось несоразмерное деление клетки, и теперь медленно удалялись от материнского корабля, чтобы приступить к рискованному снижению в атмосфере. Эти части, составлявшие более одной пятой общей массы «Святого Михаила», позволят всем действующим силам армии крестоносцев вместе с их оборудованием высадиться на поверхность, а сами, едва приземлившись, образуют костяк основных зданий огромного военного лагеря.