Некоторые запротестовали, убежденные, что надо выполнять приказы погибшего командира, но я велел им заткнуться. Среди них было немало старых вояк, и многим очень не понравилось, что они получили нагоняй от желторотого новичка. Однако все люди, за исключением сотни коммандос, которые остались на земле с приказом обнаружить и обезвредить генератор антиполя, вернулись на свои баржи. А я занял место на командном посту в самолете-диспетчере. Я был в ужасе. Сорок восемь часов назад я еще находился в военной школе, а теперь на одном из самых жарких фронтов Новой христианской империи руководил операцией, которая грозила обернуться полным фиаско.
Едва оказавшись на командном посту, я связался со штабом международного аэропорта, чтобы сообщить о сложившейся ситуации. Ответивший мне оператор, казалось, был перегружен и только повторял, что нам следует двигаться на помощь папской базе. На самом деле, как я узнал позже, они тоже подверглись серьезной атаке. Потом мне пришлось коротко описать нынешнее положение главе базы НХИ, который орал, чтобы мы пошевеливались. Я уже не помню, был он майором или полковником. Я даже имени его не помню. Я прервал сеанс связи, и аппараты кое-как взлетели. Я приказал вывести самолет на трехсотметровую высоту, чтобы оказаться вне досягаемости для любой стрельбы, потом поднял баржи достаточно высоко, чтобы они могли лететь над зданиями. Целью было выгрузить восемь вакуумных пушек на крыши вдоль приблизительно километровой линии, чтобы прикрыть весь южный фланг базы, не проникая непосредственно на вражеские позиции.
Вначале все шло по плану, и я даже начал думать, что еще возможно спасти миссию. Каждая баржа выгружала на конкретную крышу пушку и двадцать человек, необходимых как для приведения ее в боевую готовность, так и для защиты. Я приказал сразу же начинать обстрел, не дожидаясь, пока все пушки окажутся на позициях, – надо признать, что в этом был некоторый риск для барж, которые продолжали сновать туда-сюда. У вакуумных пушек довольно большой разброс попаданий, который всегда трудно оценить с точностью.
Однако именно для этого самолет-диспетчер оставался в воздухе, и я корректировал стрельбу с запасом безопасности. Первые залпы были выпущены из пушек, находящихся на самых отдаленных позициях, и я впервые в натуральную величину увидел последствия применения этого оружия. На расстоянии более километра от них целые здания были раздавлены, расплющены, они взрывались от их стрельбы, словно раздробленные безжалостной рукой невидимого гиганта. Целые районы города рушились, как карточные домики. Конечно, в те времена Сурат был лишь городом-призраком, состоящим из руин, и, однако, если бы эти дома были обитаемы, жертвы исчислялись бы тысячами. Пока что гибли только мятежники.
Потом находившийся на борту одной из барж сержант испросил разрешение пересечь обозначенный мной периметр, чтобы попробовать расположить последнюю пушку ближе к осаждающим базу. Я велел ему подчиняться приказам, но этот урод сделал вид, что связь прервалась. Намереваясь выиграть для стрельбы двести – триста метров, он отклонил баржу ближе к линии фронта. Предчувствуя худшее, я приказал своему пилоту на полной скорости идти в том же направлении, а сам старался наладить связь с этим идиотом. Но события стали развиваться слишком быстро, чтобы я смог исправить ошибку сержанта. Ему удалось добраться до намеченной крыши, и он уже выгружал вакуумную пушку с помощью своих людей, когда его накрыло антиполе. После первого удачного залпа мятежники наверняка переместили генератор, и потому им хватило времени установить его в этой зоне. Думаю, им потребовалось не больше трех или четырех минут, чтобы выцелить баржу.
Она рухнула точно так же, как головная баржа нашего конвоя: скачок вверх, исходящий от самого корабля, механически вобравшего отрицательную кинетическую энергию, производимую поддерживающим полем. Перед тем как баржа рухнула на крышу прямо на головы несчастных, которые успели высадиться, солдат, находившихся на гибких сходнях, выбросило в пустоту. Взрыв снес верхнюю часть здания, и ударная волна настигла нас секундой позже. Самолет-диспетчер резко тряхнуло, но он выдержал. К несчастью, наша позиция вынудила три пушки прекратить стрельбу, и мятежники воспользовались неожиданной передышкой, чтобы развернуть свои батареи в нашем направлении. Рой «Акантов» ринулся на нас, их поисковые лазеры ослепляли любого, кто глянул бы в ту сторону. Движимый инстинктом, наш пилот резко набрал высоту, уходя от траектории ракет. Не поступи он так, меня давно бы уже не было в этом мире. Поэтому всю последовавшую бойню я наблюдал с высоты. Худшее зрелище за всю мою солдатскую жизнь.
Две наши позиции были одновременно поражены первым залпом. Одна из пушек схлопнулась при попадании, спрессовав всю материю в радиусе пятидесяти метров, и взорвалась при достижении критической массы. Другая не была задета напрямую, но лучше бы уж была. Ракета разрушила нижние этажи здания, на крыше которого она стояла, и взрыв перекосил весь дом. Крыша поднялась в воздух, потом накренилась вместе с вакуумной пушкой в тот самый момент, когда из нее производили выстрел. В тяжелом вооружении промежуток между пуском заряда и самим залпом достигает пяти секунд – столько времени требуется для аккумулирования энергии. Я понял, что следующий выстрел пойдет не в намеченную цель, когда увидел, как ее ствол чудовищно медленно отклоняется к левому флангу, точно в направлении линии наших батарей. Дальнейшее стало до ужаса логичным.
Раздался выстрел, который снес верхние этажи зданий слева, в том числе дома, где находилась ближайшая пушка. Но залп подобного типа, произведенный практически в упор, просто так не останавливается. Волна энергии продолжила свою траекторию, действуя как гигантский пробойник, и две наши другие позиции тоже были сметены. А та пушка, из которой произвели залп, сгинула вместе со всеми людьми, когда обрушилось здание.
За несколько секунд, словно в зловещей игре, мы потеряли еще одну баржу, пять пушек и, скорее всего, около четырехсот человек. Я был совершенно оглушен и растерян. Все мелькало вокруг на огромной скорости, и мне казалось, что я кружусь, как в кошмаре, и скоро разобьюсь о землю. Не знаю, сколько времени я пребывал в этом отупении, пока не услышал, что пилот кричит на меня, пытаясь вывести из ступора и получить приказания. Новые «Аканты» могли вылететь с секунды на секунду, и только еще ведущийся огонь из трех оставшихся пушек мог им помешать. Пилот третьей баржи, находясь в километре от места событий, без устали твердил, что не сможет долго оставаться в воздухе, поскольку из-за предыдущей встряски судно проявляет все бо́льшую неустойчивость. Я принял единственно возможное решение: запросил у штаба срочную эвакуацию.
От ответа оператора международного аэропорта у меня кровь застыла в жилах: и речи быть не может ни о какой эвакуации, пока задание не будет выполнено. Я был потрясен. Как далеко было все это от занятий по военной тактике в академии! Там нас учили во время сражения сохранять хладнокровие, чтобы принимать наилучшие решения при любых обстоятельствах, а здесь я с головой погрузился в хаос реального боя, где все реагировали истерично и в ущерб здравому смыслу.
Тогда я сорвал с пилота нашлемный микрофон, чтобы самому поговорить с оператором. Я поклялся, что, если он не начнет процедуру немедленной эвакуации, я вернусь и на своем самолете-диспетчере разнесу его контрольную вышку. На том конце повисла тишина, и я увидел, как на главном мониторе высветился приказ об эвакуации. В этот момент мой пилот заорал: «„Акант“ в непосредственной близости!» Нас засекла ракета. С нами было покончено. Я отреагировал рефлекторно, активировав приказ о катапультировании.
Когда меня выбросило в водоворот звуков и света, не дававший ни малейшей возможности сориентироваться, от ускорения у меня помутилось в глазах. Единственное, что я успел увидеть, – странный балет десятка силуэтов, вылетающих из самолета-диспетчера, и сразу затем – слепящую вспышку взрыва. Огненный шар довольно серьезно обжег мне руки и лицо, но я этого даже не заметил.
Мини-отталкиватели моего кресла умудрились худо-бедно посадить меня на землю, и я, пригнувшись, побежал в очищенную нашими людьми зону безопасности. Все, кто остался от нашего отряда, ждали там эвакуации. Растерянные, перепуганные люди. Тень тех солдат, которых я видел всего несколько часов назад. Все бросали на меня обвиняющие взгляды, и никто, казалось, не радовался тому, что я тоже уцелел. Я их не порицаю, они не могли знать, почему все так произошло. Раз уж я оказался единственным офицером, оставшимся в живых, я и нес ответственность за катастрофу.
Десять минут спустя прибыли семь супергрифов и взяли на борт сто сорок восемь выживших.
Сто сорок восемь из тысячи.
В прохладе наступившей ночи они по-прежнему сидели рядом под ивой. За все время рассказа Клоринда не шелохнулась, а Танкред смотрел прямо перед собой, не осмеливаясь повернуть к ней голову.
Вспоминать эту историю во всех подробностях означало бередить старые раны, но, как ни парадоксально, он испытал облегчение, словно скинул давно давивший груз. У него было совершенно отчетливое ощущение, что он наконец покончил с этим эпизодом своей жизни.
Клоринда все еще молчала. Возможно, не нашлась что сказать после услышанного. Танкред встревожился, но тут почувствовал, как она положила руку ему на плечо. Тогда, по-прежнему глядя куда-то вдаль, он мягко накрыл ее ладонь своей. Пошел мелкий дождь, зашуршав в листве, но толстые ветви ивы служили надежным укрытием.
– Это немыслимо – оказаться таким молодым в подобной бойне… – медленно произнесла Клоринда, решившись наконец заговорить. – И я полагаю, что после этого база НХИ была…
Она не рискнула закончить фразу. Танкред кивнул и без всякого выражения произнес:
ebooksa