Длинная Серебряная Ложка,

Фроляйн Штайнберг встала и разгладила юбку.

— А мне нужно в уборную, — сообщила она. Эвике недоуменно на нее покосилась.

— Тебе-то зачем?

— Чулок сползает. Не бойся, не сбегу.

Но в дамской комнате она провела рукой по лицу, стирая ехидную улыбку, и с третьей попытки расстегнула воротничок, вытащив свой медальон. Поддев ногтем застежку, Берта раскрыла его и, поднеся поближе к лицу, все повторяла:

— Постарайся не умереть, дождись меня, пожалуйста, уже немного осталось, просто дождись меня.

И медальон улыбнулся, безмятежный и совершенно безучастный к ее мольбам.

ГЛАВА 19

Гизела сидела в углу комнаты, обняв колени, и страдала. Ее юбки разметались по полу, собирая с него всю грязь, и теперь окружали зарытую в них девушку плотным облаком. Черные волосы рассыпались по плечам, придавая печальному образу законченность. Любой прерафаэлит отдал бы что угодно, лишь бы нарисовать нашу виконтессу и засунуть ее в какой-нибудь средневековый сюжет. Но пока что никто не мог ее видеть, так что страдания пропадали впустую.

До тех пор, пока дверь комнаты не распахнулась.

Виконтесса открыла глаза и покрепче вцепилась в импровизированное орудие истребительницы вампиров, сделанное из ножки стула. В комнату вошла невысокая девушка-подросток. Кажется, Гизела уже видела ее за спиной Виктора… А может быть и нет. Гостей было много, всех не запомнишь.

— Что тебе нужно? — настороженно проговорила она, поднимаясь и пряча кол за спиной.

Гостья довольно улыбнулась.

"Значит, тебя еще не убили. Как хорошо-то!"

Это не было голосом. Слова звучали у Гизелы в голове, заглушая собственные мысли.

— Что ты делаешь! — воскликнула она, понимая, что это еще одна вампирская выходка. — Прочь из моей головы, немедленно!

"Тихо, девочка, тихо," — вновь проговорила — вернее, подумала — гостья, и виконтесса возмутилась: кого эта малявка называет «девочкой»? Она себя в зеркало видела? Хотя вряд ли.

— Что тебе нужно? Убирайся! — прошипела Гизела сквозь зубы.

"Что мне нужно? Давай подумаем вместе. Тебя мне подарил Виктор… Он такой добрый, правда? И графа тоже отдал. И всех этих глупых людей из деревни."

Изабель молчала. О, как же выразительно она умела молчать! Виконтесса никогда бы не подумала, что ее прозрачные глаза могут быть так красноречивы: какое-то извращенное наслаждение отражалось в них, когда она смотрела, как лицо Гизелы меняется и теряет краски.