На самом деле

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тут у тебя, слушай, прямо, как в сказке. Как бабушка мне в детстве читала. Тропинка. Лес. Дятел. Волки-то есть?

Волков не было. Давно уже ничего страшного в этом лесу не было.

— А вот и школа моя.

Школа была типовая. Двухэтажная, с двумя крыльями, обнимающими небольшую асфальтовую площадку с мачтой посередине и поникшим в безветрии флагом на ней. Сбоку громоздился неуклюжий кубический пристрой — школьный спортзал. Перед входом — корыто с водой и стальная решетка для чистки обуви.

— К старшеклассникам сразу, да?

— Давай! Погляжу на нашу смену.

Старшеклассников было семь человек. Две крупные девушки с длинными косами и спокойными светлыми глазами, пятеро разбитных подвижных парней, пропахших табаком. Они молча выслушали своего учителя, представившего старого друга — доктора и академика, героя, лауреата, первопроходца и прочее, прочее, прочее. А на предложение задавать вопросы первой, что странно, подняла руку именно девушка.

— Отличница наша, — шепнул Доктору Писатель. — На медаль идет.

— Скажите, — серые глаза смотрели строго. — Эта тема будет у нас на выпускных экзаменах?

— Это еще будет, будет во всех программах и во всех странах! — воскликнул Писатель. — Но не прямо сейчас, конечно. Лет, думаю, через пять. И вы сможете потом говорить своим детям, что лично видели вот его. Гордиться этим будете…

— А если этого не будет на экзаменах, то зачем тогда нам время тратить? Весна же на дворе. Тут, ведь, либо картоху сажать, либо вот билеты учить, извините.

* * *

— Понимаешь, старшие — они уже такие прагматики, — оправдывался Писатель. — Им здесь еще жить и жить. Как жили до них, как вот сейчас родители их живут… Их уже не переделать, наверное. Давай, лучше к пятиклашкам? Они такие восторженные! Такие настоящие, живые!

Пятиклашки смотрели с удивлением и просили лучше рассказать про Гагарина и про космос. Потому что как раз этой весной у них был урок про него. И правда ли, что и собаки тоже летали? Лайки, да? А какие еще породы? А козы — летали? А свиньи? А кто еще летал? Обезьяны? А какие обезьяны?

— Дети, — проникновенно говорил Писатель. — Вот же перед вами практически самый настоящий новый Гагарин. Он первым прошел сквозь пространство. А теперь еще и сквозь время. Он — герой! Про него кино будет и книги!

Дети посматривали на плотного невысокого дядьку с удивлением и недоверием. Нет, настоящий-то Гагарин был совсем не такой. Он был в форме, со звездами. В военной фуражке. И у него еще была такая улыбка!

* * *

— Александр Петрович, — строго и официально обратилась подошедшая к ним в коридоре женщина средних лет утомленного вида в синем шерстяном костюме. — Зачем же нарушать весь учебно-воспитательный процесс?

— Понимаете, — опять отчего-то засмущался и зажался Писатель. — Это вот мой друг, он приехал из самой столицы. Он герой и ученый. Про него в газетах пишут.

— А если каждый учитель будет приводить на уроки своих друзей, это знаете, как будет называться? Это будет называться — срыв выполнения учебного плана. Это будет еще называться — неосвоение программы учащимися. Нет уж, Александр Петрович. Я, конечно, очень уважаю вашего друга, — она повернулась слегка и наклонила голову в коротком кивке. — Да, уважаю. Но план, понимаете ли, есть план, а программа есть программа. Так что я попрошу на будущее — без посторонних в школьном помещении, и без вашей этой самодеятельщины. Вы же никого не предупреждали, не согласовывали даже ни с кем. Нехорошо…

* * *

— Ты ее извини, дружище… Понимаешь, они тут живут совсем не так, как в столице. Тут у них все другое. Ну, представь себе на минуту, что ты просто в фантастическом фильме. И вдруг попал на другую планету. Вот, да, точно, на совсем другую планету. И вот ты ходишь, пытаешься объяснить местному населению, что ты, мол, герой и космонавт и первый путепроходец сквозь время и пространство. И что с другой планеты прилетел, и такого никогда не было в их местной истории. То есть — все впервые. А они, предположим, твердо уверены, что планета их плоская, что звезды — это блестящие гвоздики, что луна лучше, чем солнце, потому что светит ночью, а солнце — только днем, когда и так светло… Не смейся! Они именно такие вот. Ты им будешь про коллайдер какой-нибудь и про прокол пространственно-временного континуума, а они тебе будут про картоху, и что завтра будут пахать, значит, пора выходить сажать всем миром, и еще про хлеб и самогонку. Ну, понимаешь меня?

Понимать-то Доктор понимал. Слова понимал. Он не понимал только, что тут делает его друг. Он же тоже ученый. И еще писатель. Или он, вроде, как тот исследователь, получается? Наблюдатель из того, другого мира? От нас? Только вот рассказов и повестей не стало больше ни в журналах, ни в книгах. И в сети, выложенных для всеобщего обозрения и критики — тоже. Может, романище могучий и многотомный готовится? Сразу на литературную «нобелевку»?