И вот я уже сама зарываюсь пальцами в Ванькину волнистую шевелюру и отчаянно прикусываю его нижнюю губу, вымещая на Филатове скопившиеся злость и обиду. Не больно царапаю ногтями его шею и плечи и не могу сдержать хриплых гортанных стонов, вырывающихся из грудной клетки. И я вряд ли смогу остановиться, даже если сейчас на нас упадет метеорит или проломит потолок рояль от соседей сверху. Правда, к сухому покашливанию и едкому сарказму от Александра я оказываюсь не готова.
– Нет, вы не стесняйтесь. Если что, могу посоветовать неплохой мотель в двух кварталах отсюда.
– Волк, кайфолом! – Иван нехотя прерывает наш с ним поцелуй и раздраженно рычит на друга, приобретая сходство с разбуженным посреди зимней спячки медведем. Очень не выспавшимся и очень недовольным медведем.
И только порция сочного оливье и внушительных размеров бутерброд помогают немного поднять настроение моему гризли, наотрез отказывающемуся разжимать стальные объятья, сомкнувшиеся вокруг моей талии. Впрочем, я не очень-то сопротивляюсь, наверстывая упущенное и попеременно скользя подушечками пальцев то по небритым скулам, то по волевому подбородку, то по приковывающим мое внимание обветренным губам.
– Тот вечер вообще не задался, – покончив со второй чашкой чая, Филатов наклоняется ко мне и едва различимо шепчет на ухо, задевая мочку своей трехдневной щетиной. – Сначала Захар обрадовал, что влез в масштабные долги и связался не с той компанией. Потом классуху пришлось в больницу везти, потому что у нее дочку забрали на скорой. А на обратном пути какой-то урод ослепил дальним светом, и я на всем ходу чуть не влетел в отбойник.
От брошенных с небрежной беспечностью фраз холодный пот струится вдоль позвоночника, а поздний ужин настойчиво просится наружу. И я невольно переоцениваю иерархию ценностей, впиваясь ногтями в Ванькины предплечья и стараясь избавиться от калейдоскопа ужасающих картинок.
Только сейчас я понимаю все грани моей острой всепоглощающей потребности в колком, упрямом и надежном, как гранитная скала, Филатове. И только сейчас, пройдясь по грани ужасной потери, я могу с твердостью заявить, что он нужен мне именно таким. Со сбитыми и чуть припухшими после драки костяшками. С неглубокой поверхностной ссадиной на левой щеке. С пятнышками запекшейся крови на рукавах толстовки. И с неугасимым огнем, освещающим родные орехово-карие глаза.
Глава 36
Иван
Настоящая любовь: тот, кого можно
представить родственникам без
иррационального страха (за родственников).
(с) «Интимный дневник. Записки Лондонской
проститутки», Бель де Жур.
Ловкие пальцы скользят по моим скулам, осторожно очерчивают подбородок и в нерешительности замирают около губ. Ненавязчивый персиковый аромат щекочет ноздри и ассоциируется с одной вредной девчонкой, вымотавшей мне все нервы своим отсутствием. И я думаю, что это лучший сон за последний, наверное, месяц. Хотя, стоп!
Я медленно приоткрываю один глаз, чтобы встретиться взглядом с голубыми озерами, в которых плещется щемящая нежность и что-то очень похожее на… любовь? И осознание того, что я небезразличен своей в меру вредной и не в меру обаятельной соседке, выбивает дух и на какое-то время лишает способности говорить.
Поэтому, единственное, что я могу – так это сгрести в охапку нависшую надо мной Кнопку, пристроить ладонь у нее на пояснице и неторопливо любоваться россыпью редких веснушек на аккуратном носу, очаровательной ямочкой на правой щеке и искрящейся задорной улыбкой, освещающей купающуюся в предрассветных сумерках спальню.
– А где те две близняшки, с которыми я уснул вчера? – я не могу отказать себе в маленькой слабости, поддразнивая хищно прищурившуюся Васильеву, и с нескрываемым удовольствием переживаю град легких ударов, обрушивающихся мне на грудь.
Без особого сопротивления позволяю втянуть себя в бой на подушках и без сожаления уступаю победу Аленке, после чего выпрашиваю утешительный приз в виде поцелуя. Чтобы спустя пару мгновений раствориться в нехитрой, но жизненно необходимой ласке и в полной мере насладиться накрывшей нас с головой страстью, затмевающей необходимость выбираться из постели и планировать грядущее знакомство с Васькиными родителями.
– Не передумал? Если не уверен, я могу позвонить маме и все отменить, – после вымотавшего нас двоих марафона, Кнопка устраивается у меня под боком, поджав ноги, и вырисовывает на моем предплечье понятные ей одной витиеватые узоры. И я бы, возможно, поверил, что ответ на повисший между нами вопрос совсем ее не волнует. Если бы не видел, как испытующе меня изучают ее аквамариновые глаза, и не чувствовал, как нервно подрагивают замершие на моей коже пальцы.
ebooksa