ТЕНИ ГРЯДУЩЕГО ЗЛА

Ведьма, которая, по всей вероятности, выкапывает черепа и кости из пыли, а потом вышвыривает их вон.

Джим посмотрел на Уилла, а Уилл на Джима; оба прочитали по движению губ: Ведьма!

Но почему на ночном воздушном шаре отправили восковую старуху? — думал Уилл, — почему не кого-нибудь другого — со страшными клыками, с волчьим огнем или со змеиным ядом в глазах? Почему послали эту развалившуюся статую с веками слепого тритона, крепко сшитыми черной вдовьей нитью?

Но посмотрев вверх, они поняли, почему.

Восковая Ведьма оказалась на удивление живой. Слепая, она совала вниз свои ржавые, покрытые пятнами пальцы; они ощупывали, рассекали воздух, они резали и косили ветер, шелушили слои пространства, лущили невидимые звезды, затем они останавливались и, как ее нос, указывали на то, что нашли.

Мальчики поняли даже больше.

Они поняли, что она была слепой, но особенной слепой. Она могла окунуть свои руки в пространство, чтобы почувствовать глухие удары пульса всего мира, могла дотронуться до крыш домов, ощупать чердаки, снять урожай пыли, проверить сквозняки, которые дули сквозь холлы домов и души людей; сквозняки выпускались из кузнечных мехов, глухо били в запястья, тяжело ударяли в виски, пульсировали в горле и возвращались обратно в черные прокопченые меха. Так же точно мальчики ощущали, что шар, подобно осеннему дождю, опускается вниз, и Ведьма чувствует их души, обнаженные, открытые как дыхание, выходящее из ноздрей. Каждая душа представлялась ей огромным теплым отпечатком и ощущалась по-разному; Ведьма могла мять ее в руке, как глину, вдыхать ее особый запах; и Уилл слышал, как она вынюхивает его жизнь; их души различались по вкусу, и она смаковала их своим жующим ртом, своим высовывающимся как у гадюки языком; их души по-разному звучали, она впускала их в одно ухо и выпускала из другого!

Ее опущенные вниз руки играли воздухом — одна рука для Уилла, другая для Джима.

Тень шара окатывала их страхом, накрывала ужасом.

И вдруг Ведьма испарилась.

Шар, освободившийся от этого небольшого угрюмого балласта, взмыл вверх. Тень рассеялась.

— О Господи! — сказал Джим. — Теперь она знает, где мы живем!

Оба задыхались. Какой-то чудовищный груз медленно волочился по крыше дома Джима.

— Уилл! Она добралась до меня!

— Нет! Я думаю…

Что-то медленно проползло, шурша, от края к коньку крыши. Затем Уилл увидел, как шар, покрутившись вверху, улетел по направлению к холмам.

— Она улетела, она уже далеко! Джим, она что-то сделала с твоей крышей. Гляди, какая силища, она шутя столкнула сверху шест!.

Джим метнул в окно Уилла бельевую веревку, Уилл привязал ее к подоконнику, вылез наружу и, перебирая по веревке руками, добрался до Джима, который помог ему влезть в окно; они босиком пробрались через чулан и поднялись на чердак, похожий на тюремную камеру, старую, мрачную и безмолвную. Выбравшись на высокую крышу, Уилл с дрожью в голосе крикнул:

— Джим, это здесь!

Это было там, в лунном свете.