Относительно «пары остановок на троллейбусе» Лорхен здорово ошиблась. Давно по улицам пешком не ходит и общественным транспортом не пользуется. Доверчивая Вероника неспешно топала по проспекту, приятная погода ранней осени, впрочем, звала прогуляться; по дороге на глаза попалась вывеска крохотного ювелирного магазина. Ника зашла туда, следуя расписанной роли, поглазела на выставку украшений под стеклом и отказалась от помощи любезной продавщицы.
Та с поразительной послушностью не стала досаждать.
Вероника невесело хмыкнула: на завсегдатая таких салонов она явно не похожа. Пожалуй, нужно добавить во взгляд энтузиазма. Иначе она выглядит как девушка, убивающая время или зашедшая переждать дождь. Которого, кстати, не было.
Поглазев достаточно, Вероника вышла из магазинчика, прикинула расстояние, соотнеся его с номером дома из сопроводительной записки Лорхен, и заставила себе не вздыхать трагически: поездка на троллейбусе не совсем то, что нужно для видимости «куда ноги понесли». Тут нужна именно прогулка.
Цепляясь носками кроссовок об асфальт, «задумчивая» Вероника уныло побрела вперед по курсу.
Примерно через полкилометра ей снова встретилась вывеска, включающая слово «ювелирная».
Заглянуть и сюда?
Наверное, стоит. Ника поднялась по невы со кому крыльцу, скрылась за дверью от автомобильного шума. И поняла, что оказалась в мастерской по ремонту ювелирных изделий — небольшом помещении чуть больше ее кухни, где за плексигласовой перегородкой сидел полный важный дядька с шикарными усами и пышными бакенбардами. Он глянул на посетительницу одним глазом — второй был совершенно закрыт налобной лупой. Не заметил в ней рвения и желания поговорить, вернулся к работе.
А Веронике вдруг стало смешно. Полумятова представила, как офигел талантливый ворюга, когда увидел ее входящей в мастерскую. Он мог подумать, что кулинар решилась-таки выковырять для продажи пару бриллиантов из оправы и, не дай бог, уже предъявляет «незначительные» перстеньки занятому дядьке. Приценивается, скольких ей хватит на новую машину.
«Пусть поволнуется, ворюга», — мстительно подумала кондитер. Неспешно и детально ознакомилась с прейскурантом услуг, вышла на крыльцо лишь спустя минут десять. Постояла, оглядываясь и поправляя сумку на плече…
Мимо торопливо шагали москвичи и гости столицы, никто не притормаживал, не делал вид, будто заинтересовался витриной или завязывает шнурок. Вероника показалась себе Ассоль, выглядывающей в бурном море капитана Грея. Стоит, как на скале, прищурившись, каменные ступени обтекают людские волны, мимо проносятся «лодочки»-автомобили, мечтательница Ассоль грезит о любви, а не прикидывает, сколько можно хапнуть за платиновый браслет…
Добавив к штампам толику абсурда, слегка повеселевшая Вероника спустилась с крыльца и бодро порысила по проспекту. До антикварного магазина, «в который заглядывают и ценители», оставалась одна троллейбусная остановка.
Заведение господина Шутова располагалось не на самом проспекте, а пряталось за зеленым пятачком крохотного сквера — с липами, а не навязчивыми тополями, засыпающими пухом весь квартал. Вероника огляделась, поднялась по невысокому крыльцу и перешагнула порог антикварного салона. Над ее ухом мелодично тренькнул колокольчик, но на вошедшую девушку обратил внимание только охранник в приличном «похоронном» костюме. Продавец — пожилая дама с невесомым пеплом кудряшек, продолжила изучать толстенный гроссбух, положенный на прилавок возле кассы.
Н-да, рекомендациям Лорхен всегда можно доверять. Она, конечно, ошиблась с остановками, но в остальном… солидно. Этот салон разительно отличался от того, в который Вероника заглянула по дороге. Спокойный мягкий полумрак, картины в разнокалиберных рамах — масло, акварели, гравюры, — расположены так, что хочется такое же устроить на стенах собственной квартиры: стиль, колористика, продуманность.
Вероника, никогда не интересующаяся древностями, почему-то представляла антикварную лавочку чем-то вроде запыленной кладовой. С потертыми дореволюционными диванами и креслами, к подлокотникам которых прислонены стопки картин неизвестных художников. Эти второстепенные картины вынесли со своих пропыленных чердаков старушки или их обнищавшие наследники в надежде откопать среди хлама нечто вроде Рембрандта, случайно привезенного прадедушкой из завоеванной Германии.
В салоне было и несколько светлых пятен. Стеклянные витрины с фарфором и потускневшим хрусталем подсвечивали деликатные лампы. Несколько настольных плафонов изогнули изящно-хищные шеи над застекленными прилавками.
Диван и кресла, кстати, все-таки нашлись, когда Вероника огляделась. Только не потертые и не продавленные, а матово поблескивающие вензелями серо-голубого гобелена. Там же, у окна, был и низкий столик на изогнутых «гепардовых» ножках-лапах.
Вероника двинулась к прилавку. Обратила внимание, что на бейджике работницы салона стоит «Ольга Викторовна», а не как в обычном магазине просто «Ольга». Дверь за спиной негромко тренькнула колокольчиком, ворвавшийся сквозняк раздул волосы Ольги Викторовны, под невесомым «пеплом» показалась проплешина с розовой кожей…
Работница не обратила внимания и на этого вошедшего, а Вероника оглянулась. В салон заходил поджарый молодой мужчина в алой бейсболке, натянутой почти до глаз, и джинсовом костюме, вероятно купленном в магазине эконом-класса. Затрапезные ботинки это впечатление поддерживали.
Вероника, чувствовавшая себя чужеродной среди ненавязчивой антикварной роскоши, внезапно испугалась. Мужику в дешевом жидком дениме вообще здесь делать нечего! Зачем он зашел почти вслед за ней? Подобрать серебряную вилку взамен утерянной?! Закрыть пятно на обоях «пустяшной» акварелью?!