Высшая мера

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не знаю…

Одноэтажное здание больницы не блистало чистотой. Еще издали в нос ударял тяжелый запах лекарств. Стало как-то тревожно.

Народу полным-полно: и в палатах, и в коридорах больные, раненые. Старый Никифор хотел оторвать голову от подушки, попытался их встретить бодрой улыбкой:

— Опять сиделка не пускала?.. Фрося! Ты моих ребят не обижай, садитесь, садитесь, голодранцы.

— Деду, мы тебе яблоки принесли, — сказал Славка.

— Опять в водолечебницу лазали?

— Не-е, там черешни растут, — возразил Петро. — Яблоки мы в другом месте набрали.

— Ох и попадет вам, хлопцы. Хозяин поймает и всыплет пониже спины ремешком. На работу-то скоро?

— Завтра, дедусь. Мы с Петром всю ночь по очереди дежурить будем, чтоб не проспать.

— Это ничего, привыкните постепенно. Рабочий класс по первому гудку должен вскакивать.

— Значит, мы рабочий класс? — спросил Петро.

— А ты как думал! Это звание, брат, всю жизнь оправдывать нужно.

— А как же его оправдывать? Мы не умеем…

— Эх вы! — рассмеялся старик. — Очень просто. Хотя и нелегко. Трудись честно — и точка.

Медсестра уже грозно стояла за спинами мальчишек, давая понять, что пора заканчивать свой визит. Старик, прикрыв глаза, тяжело дышал: короткий разговор, казалось, отнял у него все силы. Все же он успел шепнуть мальчикам, у кого из заказчиков следует получить деньги за выполненную работу, — Никифор, прежде всего, беспокоился, чтобы Славка и Петька голодом не сидели. А еще он посоветовал написать тете Груне в Гусаровку — так и так. Возможно, письмо и дойдет.

— Разве же письма теперь ходят, когда банды вокруг? — усомнился Петро.

Славка же, не отводя испуганных глаз, смотрел на деда и ужасался: бледный, худой, на щеках щетина пепельного цвета… «Хоть бы поднялся поскорее!» — как молитву, шептал про себя мальчишка.

Старик озорно подмигнул ему глазом:

— Не печалься. Еще немного полежу и выпишусь. Правда, Фрося?

— Правда, правда, — вздохнула сестра. — Скоро вас всех отсель.