— Командир! Опять палиевцы для атаки разворачиваются.
Сухоруков поплевал в ладонь.
— Это пускай, мы их встретим!
Не прошло и десяти минут, как пулеметным и орудийным огнем бандиты были отогнаны. На этот раз они больших потерь не понесли, ибо просто-напросто побоялись по-настоящему атаковать стальную крепость. Всадники приблизились лишь к догорающей платформе, метрах в шестистах от «Витязя».
Когда перестрелка утихла, бойцы снова повысыпали из вагонов, заходили вокруг окутанного дымом паровоза.
— Неужели ничего нельзя сделать? — в который раз спрашивал Сухоруков у машиниста. — Если они артиллерию подкатят, худо нам будет.
Машинист разводил руками и терпеливо объяснял, что выход один — законопатить трубу, вбить заглушку.
Но для этого надо влезть в топку. Погасить ее погасили, но все равно она так и пышет жаром. Человеку влезть невозможно — сгорит.
— И-их, зараза! — Сухоруков снова заглянул в огнедышащую горловину. Лицо покраснело, мигом покрылось потом.
И тут, раздвинув бойцов, вышел вперед Петро.
— Давайте я залезу, товарищ командир!
— Сгоришь! — не оборачиваясь, бросил Сухоруков.
— Не сгорю. Дело сделаю, я терпеливый…
Сухоруков отмахнулся, как от назойливо жужжащей мухи. Но Петро не отставал. Он почувствовал страшную ответственность — и наперед знал, что сможет, сделает. Погибнет, но выполнит до конца свой долг.
— Вы меня холодной водой полейте и лицо чем-нибудь замотайте. Вот увидите, за пять минут вобью заглушку.
Сухоруков вопросительно взглянул на машиниста. Тот нахмурился.
— Были такие случаи… вообще. Но дело это тяжкое!
А Петро продолжал:
— Я же маленький, мне сподручней, чем взрослым. Только лицо обмотайте и побольше воды на меня, колонка-то рядом.
— Ладно! — решил командир. — Пять пар штанов на него, фуфайку потолще, сапоги, а лучше валенки. Может, есть у кого?