Высшая мера

— Никаких происшествий, господин полковник. Двигались по графику. Устроились на ночлег неплохо. Больных и отставших нет.

Офицер выжидательно глядел на Мартынова, и у того снова появилось сомнение: «Может, и правда следовало скрутить подпоручика и доставить сюда, как изменника? Или хоть сейчас рассказать обо всем?.. Доложить, видимо, придется, но не сейчас, — прикидывал Мартынов. — Человеку, которого я изображаю, моему второму «я», нужно малость поколебаться. Насильно оставленный, он сперва живет одним желанием — вырваться, ну а затем втягивается, начинает проникаться интересами окружающих… В этом истина!»

И через день он действительно «донес» на Голышева.

Сидел он тогда и переписывал ведомость на распределение оружия. В шалаш стремительно вошел полковник:

— Привыкаете? Как настроение?

Мартынов, как положено, встал и начал застегивать ворот гимнастерки.

Он это делал нарочито медленно, чтобы Айвазян мог увидеть на нем цепочку от нательного крестика.

— Настроение, Георгий Саркисович, весьма неопределенное, — играя в чистосердечность, произнес Мартынов. — Впрочем, оно лучше, чем у некоторых других.

Последняя фраза была произнесена многозначительно.

— Кого вы имеете в виду? — последовал строгий вопрос.

Мартынов молчал.

— Подпоручика Голышева?

— Его.

— Ну-ну! — полковник сердитыми шагами вышел из шалаша.

Сердился он на самого себя. «Ничего не могу поделать, — ударил он себя по ляжкам, — нравится мне этот человек и все!» В этот же день Мартынову был возвращен его револьвер, правда, не заряженный.

Тем не менее к вечеру, когда Терентий Петрович, задумавшись, стоял у акации и спокойно глядел в небо, Айвазян вырос за его плечами и резко спросил:

— Вы служили на флоте? Почему скрыли?

Мартынов повернулся к полковнику и, вытянувшись, доложил:

— На флоте я никогда не служил, — он лихорадочно соображал, — что это? Опознали? Или предположение?.. Наконец догадался и чуть улыбнулся, показывая на тыльную сторону левой ладони. — Вы о якоре? Такая памятка есть у любого херсонского мальчишки.

— Что-то не очень она у вас побледнела, — заметил полковник, отходя в сторону. От его взгляда не укрылось, что губы Мартынова слегка подрагивают.