Высшая мера

22
18
20
22
24
26
28
30

— Почему обязательно Некрасова? Читал и вашего Николоза Бараташвили, — сказал Мартынов и тут же подосадовал на свою ошибку: ведь Бараташвили — грузин, а не армянин. Но, вероятно, и полковник был далек от литературных тонкостей, называя имена Белинского и Некрасова.

В это мгновение за дверью раздался голос дежурного:

— Депеша полковнику Айвазяну!

Немедленно один из прапорщиков выбежал наружу и вскоре положил на стол запечатанный конверт:

— Пожалуйста, Георгий Саркисович.

Пакет, по всей вероятности, не содержал ничего тревожного, ни один мускул не дрогнул на лице читающего, не вздрогнули пальцы, зажавшие белоснежный лист. Айвазян, не поднимая глаз, лениво спросил:

— Так что же мне прикажете с вами делать?

Терентий Петрович не сразу понял, что обращаются именно к нему, а когда встретился глазами с полковником, пожал плечами:

— Как что? Дайте указание, чтобы не задерживали. Пойду своей дорогой на Туапсе.

Полковник тер рукой безволосое желтое лицо, словно ощупывал щетину, наконец сказал:

— Не могу! Па-анимаешь, не могу, останешься с нами. — Он в общем-то хотел сказать, что, так и быть, рискнет поверить Мартынову, но когда разжал губы, они вытолкнули слова несколько иные: — Дадим вам работу делопроизводителя, со временем наденем погоны, соответствующие вашему званию. Но… прежде всего, проверим. Проверим каждое ваше слово.

Мартынов молчал. Проверка его не страшила: вряд ли, сидя здесь в плавнях, можно с дотошностью установить, учительствовал ли он в Пирятине и Фастове. Документы были надежные, на его же имя, что, впрочем несло в себе некоторую долю риска. Ну, а сейчас в самый раз скрыть свою радость, продемонстрировать недовольство:

— Значит, вы решили действовать против моей воли?

— Что же мне остается? — развел руками офицер и резко возвысил голос. — Я ведь могу поставить вопрос и так: идете в город, где находятся красные! Ну!.. А в нейтралитет я не верю, учтите.

«Здесь ты, скотина, прав», — добродушно подумал Мартынов.

На этом закончилась его первая встреча с полковником Айвазяном. Оставалось лишь притворно вздохнуть:

— Воля ваша…

Ежедневно полусотни, обозы уходили в двух направлениях. Одни — подальше в горы. Другие — на северо-запад, стараясь, видимо, с боями прорваться к Керченскому проливу, а оттуда — в Крым.

Дело почти невозможное. К проливу могут выйти лишь единицы, да и тем потребуются затем лодки, паромы.

Настроение у «нижних чинов» хуже некуда. Ничего хорошего в горах их не ждет. А в Крыму, у Врангеля?.. Разговоры среди офицерства — неприкрыто тревожные: «Из осажденного Крыма один путь — морем. Да и то, если не бросят. А дальше? Интернированным, что ни говори, быть не сладко».