– Буду ждать здесь, – повторил я. – Выйдете на поляну, я вас увижу.
Все складывалось не так плохо, если бы не место, где предстояло провести ночь.
4
Лунный свет заливал поляну, на высокой траве лежали острые тени, а ночная прохлада заставляла то и дело поплотнее запахивать ризу. Алтарь был совсем близко. Мертвенный свет позволял разглядеть каждый камень, даже травинки, росшие из разрушенной кладки. Казалось, алтарь светится, и я то и дело начинал читать молитву.
Вспомнились рассказы отца Константина о праведниках, которых искушал Враг. Кто-то даже умудрился спуститься в ад, дабы посрамить Противостоящего в его логове. Хорошо слушать об этом в уютной детской, когда за соседней стеной спит отец, на замковых башнях – надежные стражники, а отец Константин ободряюще улыбается и желает спокойной ночи. Кто бы сейчас пожелал!.. Несколько раз я уже успел пожалеть, что не пошел вместе с заступником угнетенных в Памье, но в конце концов рассудил, что здесь безопаснее. Кто их знает, народных героев? Получит от меня золото, затем выдаст меня и Пьера, вновь получит золото, потом сговорится с де Лозом и попытается реализовать вексель… Нет, в Памье идти нельзя.
И вдруг я понял, что страшные камни, застывшие в безмолвном свечении луны, притягивают. Что, если подойти ближе? Ведь я не должен бояться, я монах Сен-Дени!
…Я монах Сен-Дени, которого испугались даже демоны. Бедняга Филипп размахивал самодельным крестом, а малиновое пламя, пощадившее де Лоза, не тронуло и меня. «Вижу, мы с вами одного поля ягоды, брат Гильом…» Какого поля ягоды?
Я приблизился – алтарь был по-прежнему безмолвен. Я сцепил зубы и начал читать «Верую». «Верую во единого Бога отца… видимым же всем и невидимым… распятого же за нас при Понтийском Пилате…»
Нога ступила на камень, я перекрестился и перевел дух. Ничего не случилось. Алтарь был рядом, совсем не страшный, просто груда старых камней, покрытых высокой травой. Я всмотрелся, узнавая что-то знакомое в очертаниях проступающих из-под земли руин. Где-то я уже видел такое. Базилика! Ну конечно!
Я быстро обошел то, что когда-то было храмом. От стен уцелел лишь скрытый травой фундамент, зато алтарная часть возвышалась над землей. Именно здесь творила свои шабаши нечисть. Я заметил на камнях грубо намалеванные знаки – символы Врага.
Испаскудили!..
Я присел на один из камней, показавшийся неожиданно теплым, и усмехнулся. Старый храм – наверное, еще тех времен, когда здесь правил Рим. Вначале показалось, что базилика – христианская, какие я видел в Марселе, Лионе и, конечно, в Вечном Городе. Но затем я обратил внимание на алтарь – он был другим. В христианской базилике ни к чему такое возвышение, да и форма совсем иная…
Забыв о мерзавцах, осквернивших древний храм, я подошел поближе и принялся внимательно разглядывать старые камни. Среди серого, неровного известняка голубовато блеснула полированная поверхность. Мрамор… Когда-то эта плита украшала алтарь, теперь же, сброшенная и расколотая, она лежала в густой траве. Я осторожно сбросил мелкие камни, счистил землю… На меня смотрело чье-то лицо – спокойное, каменное, с ровными, чуть улыбающимися губами. Юноша, почти мальчик, годами не старше Ансельма. Сбоку надпись. Резкий свет луны сделал буквы четкими и понятными: «Феликс посвятил…» Какому богу? Кто изображен тут – сам Феликс, давно уже обратившийся во прах, или тот, у кого он искал защиты?
Я смотрел на молодое мраморное лицо, и мне казалось, что этот улыбающийся юноша знает нечто важное, ныне уже забытое навсегда, нами, беспамятными потомками. Но к месту вспомнился премудрый отец Петр Ломбардский, уверявший, что древние боги – суть бесы, кумиры которых надлежит неукоснительно разбивать в труху. Кого же могли почитать наши предки до того, как пришел Спаситель? Ведь даже Моисей повелел воздвигнуть медный кумир Змия…
– Это Эскулап, бог врачевания, – произнес тихий старческий голос. Я замер, не отводя глаз от мраморного лица, но страха почему-то не было. Голос казался знакомым, хотя менее всего я ожидал услышать его здесь, на развалинах древнего храма.
– Надеюсь, вы не очень испугались, брат мой.
Я медленно перевел взгляд налево, откуда шел голос. Свет луны упал на белую бенедиктинскую ризу. Капюшон был опущен на лицо, но я уже узнал этого человека.
– Хорошо, что вы здесь, брат Гильом. Тут вы сможете не только слышать меня, но и видеть. Как и я вас.
– Отец Эльфрик! Но как вы здесь…
– Я не здесь. Я сейчас в своей келье, и отец Сугерий скоро придет ко мне со Святыми дарами.