Угу.
На Его губах мелькнула улыбка. Быстрая — как удар ножа.
— Разобралась? Или помочь?
Еще бы год назад... Нет, и тогда я бы, скорее всего, отказалась. Теперь же... Теперь я успела повзрослеть.
— Не разобралась, Учитель. Но помогать не надо. Это не Твоя тайна, правда? И не Твоя власть?
Это я тоже успела понять. Тухулка, подземные демоны, странные святилища в гладиаторских школах. Что-то иное, совсем иное!
— Умная обезьянка!
Я ждала, что Он улыбнется. Не дождалась.
Мы поговорили об этом позже, много позже, когда мне уже было все равно. «Я бы тебе ничем не помог, Папия Муцила, — развел руками Он. — И никто не помог бы. Даже Отец».
Я не спросила почему. Уже знала.
Зеленая бутылка прикоснулась горлышком к моему бокалу.
— Не надо, — поморщилась я. — Потом... Когда придет твой брат. Как я понимаю, это не
Кто именно, уточнять не стала, однако Он понял, широкая ладонь на миг сжалась в кулак... разжалась.
— Конечно, не тот, Моя обезьянка! Просто один Моих братьев. Он... Да ты сама увидишь. И узнаешь как только только заметишь в толпе женщину... Такую... Самую.
— Самую — что? Самую красивую? — поинтересовалась я, разглядывая публику. Пока ничего особенного. На женщинах такие же платья и шляпки, как у меня, мужчины — в брюках и куртках, что твои галлы. Такие куртки тут называются... пиджаки, да, конечно.
Ночь, музыка, звон бокалов. Кто-то уже танцует, парочка за соседним столом вот-вот в поцелуе сольется. Вот уж не думала, что привыкать к чужому миру так легко!
— Некрасивая. Просто — Самая. Когда мы с братьями встречаемся на Земле...
— Угу!
Не выдержала — отвернулась. Боги ничем не лучше людей. Чем не пир у совершеннейшей Юлии Либертины? Каждый хвастается своей обезьянкой.
— Нет, Папия Муцила!