— Друг мой, мы приняли это наследство.
— Нет, — решительно возразил Эусеб. — Нет, эти деньги принесут нам несчастье, я не хочу их!
— И все же, милый Эусеб, эти деньги достались нам от моего дяди и имеют вполне честное происхождение.
— А я тебе говорю, что я их не желаю! — повторил Эусеб с новым для Эстер нетерпеливым жестом. — Если ты хочешь сохранить это богатство, которое в самом деле, как ты говоришь, досталось от твоего дяди, оставайся здесь! Мое сердце будет истекать кровью, но я уеду и докажу тебе свою любовь тем, что откажусь от этих денег. Решай, предпочтешь ли ты их мне.
— О Эусеб! Как ты можешь говорить так!
— Я говорю как христианин.
— Я не из-за себя самой жалею об этих деньгах.
— Так из-за кого же?
— Эусеб, — произнесла молодая женщина, краснея и опуская глаза, — если у нас когда-нибудь будут дети…
— Дети! — Эусеб задрожал.
— Разве это невозможно? — спросила Эстер.
— Ну что ж, если у нас будут дети, они поступят как мы, они станут работать! — сказал Эусеб.
— О, прости меня, мой друг, прости, — со вздохом ответила его жена, — но я узнала нищету, я видела, как ты боролся с нуждой, стараясь спасти меня от страшной болезни, и во мне сохранился с тех пор глубокий ужас.
Эусеб стал задумчив, но не сдался.
— По крайней мере, — продолжала Эстер, надеясь, что совещание с метром Маесом сделает ее мужа менее непримиримым к этому богатству, отвращение к которому Эусеба было ей непонятно, — если ты не хочешь этих денег, давай отдадим их бедным, и, если мы проживем скудную жизнь, пусть хоть доброе дело поможет нам заслужить место одесную Господа.
— Нет, — в последний раз произнес ван ден Беек, — что пришло от сатаны, пусть вернется к сатане.
Эстер вздохнула и молча стала собираться.
На следующий день, в час отлива, карета доставила их на мол, где уже ждал ялик «Надежды».
Минуты казались Эусебу веками, между портом и судном на рейде словно лежал весь мир, и он боялся никогда не достичь корабля.
Но вот ялик и корабль встали борт о борт.