Гобелен

Джейн рассмеялась.

– Вас забавляют мои телодвижения? – возмутился Джулиус, беря флягу.

– Нет – ваши выражения. Не перестаю удивляться многообразию способов сказать, что испытываешь боль, в то время как существует одно нормальное слово.

Джулиус несколько опешил, задумался над сказанным. Глаза его постепенно округлялись.

– Мне жаль, что я оскорбил ваши уши, Джейн. Леди вашего положения не должна выслушивать такие слова.

– Не надо пафоса, Джулиус. Пейте лучше бренди.

Джулиус повиновался, сделал три глотка.

– Еще! – скомандовала Джейн.

Он покачал головой.

– Нельзя, а то опьянею. Напоите Джона. Бедняге пока ни к чему ясное сознание.

Джейн влила обжигающий напиток в рот с побелевшими губами. Ее покоробило, что вкус бренди оказался знаком юноше – едва живой от боли, Джон Беллоу, тем не менее, жадно приложился к фляжке. Джейн шептала Джону успокаивающие слова, пока голова его не поникла. Он пробормотал что-то нечленораздельное и погрузился в сон.

– Вот и хорошо, – заключил Джулиус.

– Сколько у нас времени на отдых?

Он полез в жилетный карман за часами на цепочке, щелчком открыл крышечку, вздохнул.

– Любая цифра, которую я назову, разочарует вас, Джейн. Впрочем, обещаю следить за течением минут. Хотите вздремнуть?

Джейн дрожала мелкой дрожью. Теперь, когда наметилась передышка, несчастное тело Уинифред получило возможность восстать против испытаний, которым его столь жестоко подвергали.

– Думаю, лучше не расслабляться.

Джулиус шагнул к ней, скорчившейся на полу, взял за руку.

– Да у вас лихорадка!

– Обычный озноб.