Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

— И… лошадей?

— Если успеете. Мне — сарбакан, он в сумке. Там же, в тряпке, — колючки. Поняли? Пикардиец только моргнул.

— И сразу же возвращайтесь.

У него хватило ума ничего не переспрашивать. Миг — и славный дю Бартас исчез среди малахаев. Я облегченно вздохнул.

Между тем топор и лопата закончили работу. Зрители вновь расшумелись, торопя палачей. Настала очередь веревок, затем оглоблю воткнули в землю, измерили высоту, снова вынули и принялись углублять яму.

Мои соседи оживленно обсуждали важный вопрос: выйдет ли кол через рот сьера римского доктора или нет? В прошлый раз, как я понял, палачи-неумехи проткнули жертву насквозь, и острие пробило спину.

Я поглядел на храброго спасителя пленных дев, по-прежнему изучающего облака.

А хорошо бы! Наверно, у брата Паоло была большая коллекция вот таких, нанизанных.

Приготовления закончились, кол был торжественно продемонстрирован публике. Толпа радостно взревела, и я понял, что опоздал. Сейчас с этого мозгляка сдерут штаны…

…И некому будет опознать брата Алессо Порчелли.

Амен!

Мгновения тянулись, малахаи нетерпеливо переступали с ноги на ногу, но распорядители торжества почему-то не торопились. Юзбаши подозвал одного из нукеров, что-то проговорил тому на ухо…

Начинают?

Пестрый халат поднял руку, подождал, пока стихнут крики, и начал что-то говорить. Чем дальше, тем радостнее дышала толпа. Наконец над берегом пронесся общий вопль, и я проклял себя за то, что не удосужился выучить татарский.

Нукеры расступились, выталкивая вперед кого-то невысокого, в старом рваном халате. Резкий взмах руки — и новый крик разгоряченных малахаев.

… Теперь на ней была только длинная рубаха. Светлые волосы рассыпались по плечам…

Я понял. Прежде чем сьера Гарсиласио нанижут на кол, чашу поднесут беглянке. Она стояла не так далеко, но заглядывать в лицо светловолосой не хотелось. Сразу же вспомнились рассуждения о надрезе под горлом…

— Держите, друг мой!

Что-то твердое коснулось ладони.

Сарбакан!