Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

Нелепая фигура в длинной сутане, с гитарой за спиной косолапо подобралась к узкому пролому в зеленой стене. Брызнули во все стороны перепутанные лягушки.

— …И не входи в суд с рабом Твоим, потому что не оправдается перед Тобой ни один из живущих…

Плеск воды. Лысый дурень шагнул в топь. Я прикрыл веки. Все!

— …Враг преследует душу мою, втоптал в землю жизнь мою, принудил меня жить во тьме, как давно умерших…

Что-о-о?! Я открыл глаза. Бред! Этого не может быть!

— …И уныл во мне дух мой, онемело во мне сердце мое. Вспоминаю дни древние, размышляю о всех делах Твоих, рассуждаю о делах рук Твоих…

Брат Азиний брел по болоту. Вода доходила до колен, зеленая ряска испачкала сутану.

Вода — до колен? Там же топь! Я сам проверял, сам искал тропу!

— …Простираю к Тебе руки мои; душа моя к Тебе — как жаждущая земля…

Стрельба стихла. Опустились мушкеты и пики, разжались руки, сжимавшие сабли. Люди смотрели, еще не веря, не решаясь даже перекреститься.

Лысый поп с гитарой за спиной шел через топь. Слова латинского псалма гулким эхом разносились над болотом.

Шел!

— Хлопцы! За ним! За ним! То святой! Святой! Опомнились! Сразу десяток бросился в протоптанный проход. Плеснула вода. Парни в белых рубахах погрузились по грудь, по пояс, по колено… Пошли!

— Гур-р-р-а-а-а!

Затрещал потревоженный камыш. Десятки, сотни людей устремились вперед, прямо в топь. Ноши с ранеными, кони, повозки… Шли!

— …Скоро услышь меня. Господи: дух мой изнемогает; не скрывай лица Своего от меня, чтобы я не уподобился нисходящим в могилу…

Резкий визгливый голос, выкрикивающий латинские слова, стих, замер вдали. А люди шли, откуда-то со стороны брошенного табора набегали другие — и тоже шли.

* * *

Я очнулся.

Очнулся, вытер пот со лба. Некогда думать, некогда пытаться понять. Шевалье!

Я бросился назад, прочь от истоптанного камыша. Надо уходить! Всем уходить, пока еще не поздно!..