— Но ведь на Другой стороне есть музыканты. Почему Кертис не хочет быть музыкантом?
Тэнди вздыхает:
— Он уже занимался этим, Лиз. И очевидно, что это не сделало его счастливым.
Лиз вспоминает длинные линии и синяки на его руках. Она не уверена, что когда-нибудь сможет их забыть. И все-таки любое занятие, кроме музыки, кажется абсолютно неподходящим для Кертиса Джеста. Может быть, она спросит его об этом, когда увидит.
— Спасибо за информацию, — говорит Лиз.
— Не за что, — отвечает Тэнди. — Но знаешь, Лиз, это неправильно, что ты не перезваниваешь человеку в течение долгих месяцев, а когда наконец-то звонишь, то только ради того, чтобы спросить о ком-то еще. Никаких извинений. Даже единственного «Как дела, Тэнди?».
— Извини, Тэнди. Как ты? — спрашивает Лиз. Несмотря на приличия, Лиз не чувствует себя виноватой в том, что игнорировала Тэнди.
— Прекрасно, — отвечает Тэнди.
— У меня было непростое время, — извиняется Лиз.
— Думаешь, мне легко? Думаешь, хоть для кого-нибудь это легко?
Тэнди вешает трубку.
Лиз садится на автобус, идущий к докам Другой стороны. Конечно, она сразу же обнаруживает Кертиса, с удочкой в одной руке и чашкой кофе в другой. Он одет в вылинявшую красную клетчатую рубашку, и его ранее бледная кожа имеет золотистый оттенок. Его голубые волосы почти отросли, но синие глаза остаются таким же яркими. Лиз не знает, вспомнит ли ее Кертис. К счастью, он улыбается, как только замечает ее.
— Привет, Лиззи, — говорит Кертис. — Как тебе загробная жизнь?
Он наливает Лиз чашку кофе из красного термоса и показывает, чтобы она села рядом с ним на пирсе.
— Я хотела задать тебе вопрос, — говорит Лиз.
— Звучит серьезно, — выпрямляется Кертис. — Я постараюсь ответить на твой вопрос, Лиззи.
— Ты были честен со мною прежде, на корабле, — произносит Лиз.
— Говорят, что мужчина всегда должен быть честным, насколько возможно.
Лиз понижает голос:
— Мне нужно вступить связаться кое с кем. Ты можешь мне помочь?