Голубой лабиринт,

22
18
20
22
24
26
28
30

Женщина покачала головой.

— Нет. Ничего. Кроме, может, телефонного звонка...

— Какого звонка? Когда ему звонили?

— Ночью, прямо перед его уходом. Телефонный звонок раздался довольно поздно. Он взял трубку на кухне и говорил очень тихо. Думаю, он не хотел, чтобы я его слышала. По-моему, тот звонок его чем-то очень расстроил, но он не захотел рассказывать мне ни о причине своей грусти, ни о том, о чем шла речь во время этого разговора.

— И вы не представляете, что могло случиться с ним или где он был все это время?

Женщина снова покачала головой. Д’Агоста кивнул.

— Как вы сводите концы с концами?

— Я устроилась в рекламную компанию и делаю для фирмы макеты страниц и проектные работы. Это обеспечивает нам с детьми нормальную жизнь.

— А те люди, у которых ваш муж одолжил деньги? После того, как он исчез, поступали ли от них какие-то угрозы? Они пытались как-то отомстить вам?

— Нет.

— У вас есть фотографии вашего мужа?

— Конечно. Совсем немного.

Миссис Рудд повернулась, потянулась к небольшой группе фотографий в рамках на тумбочке, взяла одну и протянула ее д’Агосте. Он взглянул на снимок. Это было семейное фото с родителями в центре и двумя детьми по бокам от них.

Терри Бономо справился с задачей: мужчина на фотографии был точной копией их компьютерной реконструкции до операции.

Когда он вернул фотографию, миссис Рудд вдруг схватила его за запястье. Ее хватка оказалась на удивление сильной.

— Пожалуйста, — взмолилась она. — Помогите мне найти моего мужа. Пожалуйста.

Д"Агоста не мог больше этого терпеть.

— Мэм, боюсь, у меня для вас плохие новости. Ранее я говорил вам, что мы не нашли вашего мужа. Но у нас есть тело, и я склонен полагать, что это может быть именно он, — лейтенант говорил сдавленно. Хватка на его запястье лишь усилилась после шокирующего известия, — но нам нужен образец его ДНК, чтобы убедиться. Не могли бы вы дать нам какую-нибудь его личную вещь — расческу или зубную щетку? Мы ее вам вернем, разумеется.

Женщина ничего не ответила.

— Миссис Рудд, — продолжил д’Агоста, — иногда незнание может быть намного хуже, чем знание, даже если это знание оказывается очень болезненным.